Пятеро из Рубежного Легиона
Шрифт:
Чтобы выжить на поле боя, нельзя выпускать свои слабости наружу и нужно просто опередить противника. И зыркун не выпускал и всегда опережал. Его обострившееся до предела зрение мгновенно фокусировалось на любой мельчайшей детали даже на весьма дальних расстояниях, будь то блик от оптического прицела вражеского снайпера или неестественно дрогнувшая ветка куста.
Он быстро завоевал уважение командования, и ему позволили ходить на задания в одиночку, как он этого и желал. Желал всем нутром после того бескорыстного самопожертвования его первого напарника ради него, которое не давало ему покоя. Конечно
Но не так он себе это представлял…
Однажды он все же изменил своему непоколебимому железобетонному принципу «надо». В пылу сражения, когда неприятель атаковал превосходящими силами, несколько бойцов правительственных войск дрогнули и малодушно, оставив свои позиции, побежали в тыл.
Зыркуну отдали приказ — дезертиров уничтожить.
По законам военного времени, если повернулся к врагу спиной — сам стал врагом. За предательство нужно отвечать. Так велит устав, так было «надо». И зоркий глаз обязан был выполнить приказ без колебаний и внутренних содроганий.
Но стрелка его внутреннего компаса вдруг завращалась с бешеной скоростью. Ему чудилось, что один из беглецов — его первый напарник. Он себе уже позволил совершить непростительную ошибку. Тогда.
Больше такого не повторится.
Его хотели отдать под трибунал, но в ходе очередной атаки противника подразделение на голову разбили.
Зыркун уцелел, очнулся после скоротечной битвы с явной контузией — в блиндаж, где он сидел под арестом, угодила вражеская мина. Кое-как выбравшись из-под завалов, он отправился домой. Ему было все равно, что с ним будет, но с такой стороной принципа «надо» мириться он не желал.
Дом, вернее, то, что от него осталось, встретил его ужасающими опаленными руинами. Больше дома у него не было, из родных не осталось в живых никого. Война забрала у него все, чем он дорожил…
Сопредельное государство победило на всех фронтах и приняло капитуляцию, востребовав с поверженного соперника внушительные аннексии и контрибуции. Правительственные войска упразднили, да и само правительство претерпело ряд существенных изменений, и зыркуну уже не перед кем было держать ответ за свой проступок, за невыполнение приказа.
Месяца два он скитался, перебиваясь случайными заработками, едва хватающих на пропитание и ночлег. «Надо» — оставило его, потухло, основополагающему принципу его существования не за что было держаться в этом изменившемся до неузнаваемости человеке, лишь изредка оно напоминало о себе тусклыми вспышками, указывающими ему тропинки к выживанию, помогая не сгинуть насовсем.
Бродягу приметили лихие люди, заманили хлебом-солью и, подпоив зельем, усыпили. Пришел он в себя уже лежа на ворохе грязной соломы в глубокой земляной яме — сверху сквозь металлическую решетку брезжили лучи заходящего солнца. Он пошевелился, оказалось, его, как собаку, посадили на цепь — приковали за ногу. Зачем? Из такой темницы непросто выбраться.
Да он и не собирался, отдавшись на волю судьбы.
Вскоре решетка с противным лязгом откинулась, и к нему в преисподнюю опустилась деревянная лестница. Бывший снайпер равнодушно посмотрел на нее, но взбираться по ней не стал.
Тогда лиходеи принялись тыкать в него длинными палками.
Его сбили с ног и снова дубасили палками, он сжался в комок напружиненных мышц и сухожилий. Зыркун лежал с безучастным видом, лишь прикрывая голову руками. Видимо, они решили, что он покорился и уже готов к повиновению. Их было двое. Один расстегнул приспособление, скрепляющее цепь на ноге пленника, другой пошел открывать двери в сарай, вероятно, туда они собирались переместить своего ставшего послушным раба.
Поднимаясь с земли, снайпер ухватил цепь, быстро набросил ею на шею застывшему от неожиданности истязателю, стоявшему рядом, и затянул петлю. Тот выпучил глаза и беззвучно пытался поймать воздух ртом, уцепившись руками в сдавленное горло. Немного погодя пленник отпустил переставшее трепыхаться тело, поднял с земли палку, которой его недавно колотили, и двинулся ко второму, замешкавшемуся с заржавевшим замком на сарае.
Второй обернулся слишком поздно, зыркун воткнул ему палку в рот, с силой прижав его голову к дверям, тот захрипел и осел на колени, нависнув над ним, мститель вогнал свое орудие в тело недруга.
Тут же позабыв о случившемся, снайпер побрел дальше, не отдавая себе отчета в происходящем, в последние дни его сознание безвозвратно пропадало на дальнем зловонном болоте, томилось в залитых кровью окопах, наблюдая за миром через сетку оптического прицела…
Случайно наткнувшись на вербовочный пункт Рубежного Легиона, он, не особо раздумывая, записался и перебрался в другую страну, где размещались учебные центры корпорации. Никто и ничто его уже не держало на Земле.
Легион предоставит ему определенную стабильность, обеспечит кормежкой и обмундированием, но главное — снабдит наполняющим его жизнь делом, которое поможет ему вновь обрести утерянное «надо», однако, возможно, уже с некими существенными поправками.
Инструктор в снайперской школе только удивленно присвистнул, увидев воочию навыки и умения зыркуна, — такого курсанта нечему учить, скорее, надо поучиться у него.
С первым же бортом новоиспеченного легионера отправили на еще неосвоенную планету — Омегу-13. Попав на Южный рубежный пост, зыркун почувствовал себя как рыба в воде, но внезапно сгустился враждебный туман, и возникла жуткая белоснежная стена…
Он встретил ее, дежуря на огневой точке, откуда удобнее всего было контролировать вход в ущелье и петляющую меж скал дорогу, ведущую к колонии. Позиция располагалась неподалеку от блиндажа и, когда снайпер понял бессмысленность противостояния такому невероятному противнику, слез со скалы и спустился в укрытие.
Рациональное «надо» подсказало ему, что так будет правильнее…
Глава 10 «Да будут вскормлены добродетели!»
Пока Субботин сердито барабанил в двери, легионеры обнаружили на столе пластиковую коробку — это была аптечка с первоочередным набором медикаментов, а рядом лежала неизвестная штукенция с нарисованной на упаковке инструкцией.
Судя по рисункам, сейчас эта штукенция была очень даже кстати.