Пятеро на леднике
Шрифт:
Он локтем подтолкнул Лура, и тот шепотом подсказал:
— В восемь утра легкие электрозаряды прекращают общий сон.
Тишкин сказал:
— У нас током шарахнуло, порядок, с кровати слезай, а то убьет. А у них кто во что горазд. Энтот храпит до обеда, а тот чуть свет всполошился вместе с курами. Вышел в огород: туман, роса, петухи орут. И давай на задах червей копать. Потом удочки достал из чулана. Крынку молока выпил и пошел на речку. Закинул удочку, сидишь себе, а солнышко восходит,
— Кто клюет? — вдруг крикнул рюмянин из толпы.
— А кто же его знает! — живо откликнулся Тишкин. — Ты тут, главное, не зевай, но и не суетись. Он, может, только балует, лещ-то. А если потащил — тяни, Надергаешь так штук двадцать, можно и уху сварганить. Быстренько костерок развел, рыбешку приготовил, вот уже и закипело, пахнет лучше, чем в ресторане. Тут достаешь ее, заветную.
— Кого? — закричали из толпы.
— Больше критики! — придушенно проговорил Марзук.
Тишкин серьезно сказал:
— Ну, значит, сварил ушицы, закурил, прилег головой в тенек, ноги на солнышке, — разве это порядок по сравнению с нами? Вы тут в это время по всей форме…
Тишкин подтолкнул локтем Лура, и тот быстро, как суфлер, подсказал:
— Проходите химическую проверку и получаете таблетки хорошего настроения.
— Хлоркой продезинфицировались, таблеток наглотались…
— Надели черепные электростимуляторы, обеспечивающие бессмертие… — подсказал Лур.
— Горшок на голову, и помирать не надо! — закончил Тишкин.
Неожиданно в толпе на площади один из рюмян, в отличие от других совсем бледный, маленький, тощий, но с неистовыми живыми глазами, взгромоздился на плечи товарищей и прокричал:
— А правда, что у землян еще сохранились женщины?
Толпа зашумела, забурлила…
— Нету, нету! — сквозь зубы шепотом подсказал Марзук. — Скажите, что нету у них женщин!
Члены Мозгоцентра взволнованно зашептались. Тишкин же величественно повернулся к Луру и произнес с достоинством:
— Что ж, врать рекомендуешь, Лур Ионыч? Или как?
Лур смутился, обернулся к членам Мозгоцентра и поспешно сказал:
— Ставлю данную дилемму на открытое голосование. Кто за то, что нету?
Один лишь Марзук поспешно поднял руку. А с площади все громче кричали:
— Расскажите все о женщинах!
Тишкин поднял руку, успокаивая толпу. А Марзук вдруг впился в руку Ефима глазами и спросил подозрительно:
— А что это у вас на руке?
На пальцах правой руки у Тишкина было выколото большими фиолетовыми буквами: ЕФИМ.
— Мальчишкой еще наколол. В школе, — неосторожно ответил Тишкин.
— В какой школе? — визгливо спросил Марзук. — У нас система химического внесения знаний!
Марзук
— Коллеги, это самозванец, это Лже-Глоус! Поглядите на его руку!
Коллеги подвинулись к Тишкину, хватая его за мантию.
— Покажите химический знак бессмертия! — потребовал Марзук, хватая Ефима за руку. — Покажите знак качества!
Тишкин, таща за собой членов Мозгоцентра, кинулся к перилам и крикнул вниз в толпу:
— Ребята, Глоуса бьют!
Он взобрался на перила, встал, покачнулся. Внизу под балконом рюмяне сбежались в тесный кружок, подняли руки, закричали:
— Прыгайте, Глоус, поймаем!
Тишкин, отбиваясь от членов Мозгоцентра, поправил кепку и прыгнул, оставив мантию у коллег в руках. По пути он ухватился руками за какой-то провод, сделал на нем «солнце», затем отцепился и мягко опустился прямо в протянутые руки.
Рюмяне с трудом удержали Тишкина в руках. Он встал на ноги и сказал, отдуваясь:
— Гутен морген, ребята!
Самый маленький рюмянин в поношенном хитоне, который спрашивал про женщин, подал руку Ефиму:
— Меня зовут Ангидрид! — сказал он деловито. — Куда вас доставить?
— Химический тупик, шестнадцать, — ответил Тишкин.
Глава восьмая
Пройдя узким тупиком на окраине города, Ангидрид подвел Тишкина к маленькой дверце в стене старого дома и сказал:
— Внизу вас ждет наш товарищ. Какие будут указания?
— Готовьтесь, — сказал Тишкин деловито.
— К чему?
— Ко всему.
Тишкин пожал руку Ангидрида и стал спускаться по темной лестнице, где по-родному пахло кошками. Вдруг он наткнулся на какой-то предмет, громыхнувший, как старое ведро.
Затем вспыхнула надпись на железной спине робота Васи (это, оказывается, был он):
«Заходи в правую дверь. Я покараулю тут».
Тишкин открыл дверь и зашел в комнату, освещенную допотопной электролампочкой. Над диваном-кроватью висел портрет Лура, еще молодого, курчавого, с усами.
Из соседней комнаты вдруг выплыли три смутные фигуры. Тишкин узнал Эйлурию по косынке, которую она повязала на лоб, до бровей, а-ля Даша.
— О, как мы ждали тебя, свет мой слесарь! — проговорил певучий голос Эйлурии, и у нее проступили глаза и родинка на щеке.
Она указала рукой на своих спутниц:
— Познакомься. Эти несчастные девушки, лишенные семейного счастья, почти утратили дар речи.
Сестры зашелестели, закружились, распевая жалобными голосами.
— Этот часто захаживает? — спросил Тишкин, указывая на портрет усатого Лура.