Пятицарствие Авесты
Шрифт:
три дня люди приносили мясо забитой лошади из загона с
места большой охоты, достаточно много собирали женщины,
кроме того, свободная охота давала некоторое количество дичи.
Оправившись и отдохнув, присоединившиеся охотники ходили
вместе с остальными на охрану загона и на охоту, а
выздоровевший и окрепший
Ун очень привязался к Оду и ходил на охоту только с ним. Оду
нравился спокойный, справедливый юноша, поэтому он охотно
разрешал
Лю, один из пришедших охотников, сразу вызвал брезгливость
у покровителя Уна своей угодливостью и навязчивостью; в
ответ на изъявление симпатии с его стороны Од резким
образом установил грань в отношениях, которую тот уже не
решался переступать, хотя, видимо, не очень расстроился,
найдя себе покровителя в лице Ора. К Юлу вернулось
18
сознание, но он был ещё очень слаб и не мог участвовать в
повседневных делах рода.
Возвращаясь однажды вместе с Уном с охраны загона, Од
заметил в перелеске одинокую лошадь, несколько удивился
этому, но решил выяснить, в чём тут дело, поскольку понимал,
что лошади редко оказывались вне табуна. Приблизившись к
перелеску, они увидели, что это больная жерёбая кобыла, с
трудом передвигавшаяся на трёх ногах и, очевидно,
смертельно мучимая жаждой, настолько ослабевшая, что даже
не пыталась встать и уйти от охотников, но лишь вздыхала
трудно и тяжело да слабо фыркала. Содрав кусок коры с дерева
при помощи каменного топорика, Од сделал двойную складку
и защемил её сверху расщеплённым сучком, в результате чего
получилась конусообразная ёмкость, достаточно
вместительная, в которой Ун принёс воды с речки, ещё
довольно далёкой. Жажда была настолько велика, что кобыла
выпила воду из туеса, который Од держал в руках, почти не
обращая на него внимания, но, конечно же, не напилась, и Уну
пришлось несколько раз ходить за водой, пока она не
успокоилась и, казалось, задремала. Охотники сидели рядом,
наблюдая за ней, Од был в раздумье, не зная, на что решиться:
то ли убить лошадь, то ли попытаться сохранить её живой,
сколько будет возможно, так как до загона было уже далеко, а
до пещеры хоть и ближе, но там не было загона, но и оставлять
её здесь без охраны было нельзя — ночью её растерзают
шакалы. Убивать кобылу здесь тоже не имело смысла — уже
вечерело, а им вдвоём не удалось бы перенести тушу к пещере.
Тогда он надрал коры с деревьев, из её тонких прядей свил
грубую верёвку, и этой верёвкой связал ноги слабой спящей
кобыле,
огонь, развести костёр и ночевать у костра в открытой степи,
изредка просыпаясь, чтобы поддержать огонь и прислушаться
к ночи.
Наутро Од сделал ещё одну длинную верёвку и перевязал
морду лошади двумя петлями: одной — вокруг лба и выше
19
челюстей, другой — по переносице и челюстям, достаточно
стянув последнюю, однако не настолько туго, чтобы стеснить
лошадь, но чтобы лишь предупредить попытку укуса, а затем
скрепил петли между собой, предотвратив их сползание, и
оставшийся свободный конец отдал держать Уну; сам же
развязал и передние, и задние ноги лошади. Понукаемая
охотниками кобыла тяжело поднялась и, почти не
сопротивляясь, побрела, с трудом переставляя ноги;
сопровождая же её, немощную, Од думал о том, что слышал
раньше от стариков о таких случаях, когда людям случалось
приводить на поводу старых или больных лошадей, но сам
никогда не был свидетелем ничего подобного.
Они затратили на дорогу втрое больше времени, чем при
обычном переходе, однако благополучно добрались до места
стоянки, где их оживлённо встретили сородичи, находившиеся
в пещере. Все были удивлены, что удалось привести к жилью
живую лошадь; а она вела себя беспокойно, поэтому люди
держались всё же в отдалении. Вышли наружу и старики, кто-
то из них видел раньше подобное событие, поэтому они
одобрительно хлопали Ода по рукам и плечам. Оживление
скоро спало, и Оду пришлось решительно пресечь намерение
убить животное. Ро поддержал его, и решено было сделать
небольшой загон рядом с осыпью перед пещерой, где и
поместить кобылу, которую подростки должны были кормить и
охранять. Те сейчас же занялись заготовлением корма,
бывшего рядом в избытке, а к вечеру был готов загон, куда и
поместили больную лошадь, ожеребившуюся через несколько
дней.
Возвратившийся с охоты Од умилённо смотрел на
крохотного жеребёнка, беспомощно лежавшего на объедках
приносимого матери корма, а рядом лежала она, вконец
обессилевшая, и Од вдруг беспокойно подумал, что если
кобыла будет очень плоха, то придётся её забить, тогда
погибнет и жеребёнок, потому что его нечем будет кормить.
Беспокойство не покидало его до тех пор, пока они в конце
20
концов не поправились: и мать, и жеребёнок. Радости детишек