Пятнадцать ножевых 3
Шрифт:
Но болит у мужика под лопаткой. Видно, что мучается, бледный, язык сухой. Может, хондроз? Промяли всю спину — спокойно всё, не позвоночник. Я долго пытался оттянуть этот момент, но пришлось. Ну не Лене же пытаться промять брюхо таких размеров. А вдруг споткнется, упадет и утонет? Нет, ну реально там живого веса пудов двенадцать.
Я мял ему пузо добрых пол часа. Ничего не понятно. Ну то есть совсем. Да я вспотел даже!
Томилина пожалела меня, подошла и тихонечно говорит:
— Да давай его с аппендицитом отвезем. Пока они там анализы сделают, понаблюдают — и смене конец.
Отвезли. Только Харченко недовольно вздыхал, когда мужик в машину залез.
Самое
В ресторан под знаменитым глобусом я приехал с небольшим опозданием. Всё из-за легкой паранойи. Припарковаться можно было и прямо перед входом, и я, выехав из-под моста со Смоленской, уже начал туда подъезжать, но тут в голове мелькнула мысль, что это будет как маяк: гляньте, я здесь. Вот дурень, надо было ехать по Воровского, остановиться там, а сюда пешком пройтись. Тоже мне, опытный водитель нашелся. Пришлось ехать до “Валдая”, повернуть в Арбатский переулок, с него на… Арбат, ведь он еще ни разу не пешеходный! Как я мог забыть? С него — на Спасопесковский, оттуда — в переулок Воеводина, и я всего лишь метрах в трехстах от «Арбата». Красота, да и только. Можно было бы просто проехать чуть дальше, но великий мастер шпионажа внутри моей головы утверждал, что на Калинина существует специальный пост наружки, поставленный с единственной целью — засечь как я паркуюсь у обочины.
Американец ждал меня у входа, как пионер на первом свидании. Одет неброско. Костюмчик явно не от Бриони, простой, у нас в таких средний чиновный люд ходит. Слегка поношенный, любимого советским народом немаркого цвета, рубашечка скромная, белая, но уже слегка утратившая яркость, галстук никакой. Глазу зацепиться не за что. Ботиночки вот только... тут качество выпирает, такая обувка у нас редкость. Так вниз у нас мало кто смотрит, большей частью выше пояса.
— Здравствуйте, Андрей, — скупо обронил он. Даже вроде как тормознул перед тем как руку подать. — Пойдемте, я заказал столик.
Пошли, сели. Тут же подлетел официант, вежливый, собака, как в кино про буржуев. Странно немного, сейчас официанты с таксерами, самые пролетарские специальности начала двадцать первого века — белая кость, аристократия, смотрят на клиентов слегка надменно. Очень смешно было читать, как они бросились осваивать забугорье во времена перестройки, и оказалось что им только казалось. Ни денег, ни почета, за доллар чаевых танец живота исполнять приходится.
Заказал что-то простое. Котлету по-киевски, гарнир какой-то, салатик, сок яблочный. На раздел с десертом в меню не смотрел даже.
Раппопорт решил резину не тянуть, китайских церемоний с беседами про погоду и виды на урожай не разводил. Только ушел официант, сразу в лоб спросил:
— Что вы можете мне предложить?
— Неинвазивная диагностика, — бухнул я.
А что, давай, буржуин, переваривай. Ага, глазенки загорелись. Наверное, сомневался, правильно ли он отгрузил мне шесть тысяч из представительских. Понятно, что контора спишет, но минус в карму заработал бы.
— А подробности? — оживился он.
— Запросто, Александр. Вы же привезли апостилированный перевод договора? Где он? Хотелось бы ознакомиться. Если меня там всё устроит, то я сообщу вам подробности.
Заерзал капиталист. А кто говорил, что будет легко? Я буду смеяться, если он мне скажет, что договор только на английском, а очередь на нотариальные услуги в посольстве подойдет через месяц. Немного не так оказалось.
— Перевод засвидетельствован авторитетным нотариусом. Наша компания много лет работает с этими
— А я вам — нет. Вы уже пытались меня обмануть, помните? — продолжал я гнуть свою линию. — Если всё так как вы говорите, сходите в консульство, там сделают апостиль.
— Это не так работает, господин Панов...
— Слышал уже. Ну конечно, там рай, ну конечно, здесь ад, — напел я.
— У меня нет настроения слушать песни! — попытался изобразить негодование Раппопорт. — Давайте говорить серьезно!
— Договор с собой?
— Вот, пожалуйста, — он начал вытаскивать из портфеля синюю папочку.
— Спрячьте. Не буду же я сейчас его читать? Мало ли что вы там напечатали мелким шрифтом в конце. Сяду дома, изучу внимательно. А завтра вы позвоните, я скажу свой вердикт.
Что-то слишком быстро принесли мой заказ. Они там котлету разогревали, что ли? Не готовили? На фига мне такой ресторан? Полуфабрикат я и в кулинарии купить могу. Впрочем, блюдо ходовое, в большом заведении его часто заказывают, может, постоянно готовят свежие.
Если честно, то я ни хрена не понимаю во всех этих апостилях. Приблизительно знаю, но не более того. Как выглядит штампик консульства — спросите что полегче, никогда его не видел. Подсунь мне Раппопорт какую-нибудь бумагу с печатью, сделанной из квотера, смогу я понять, что это подделка? Но в этом деле главное — не то, что ты знаешь, а что американец думает. Вот он и будет ходить и заказывать подтверждение нотариуса. Пусть побегает, помучается немного. Больше бояться будет. А я обязательно придерусь к какому-нибудь пункту договора, заставлю переделывать. А у него есть бланки с синей печатью на такой случай? Блин, сейчас бы не рассмеяться только.
Кстати, котлета хорошая. Напрасно я на них плохо думал.
По большому счету на планерку я мог бы и не ходить. Всё равно ухожу, никаких наказаний за это мне не грозит. К тому же студент — что с меня взять? Но пошел зачем-то, сижу, слушаю.
Сначала Галя метала молнии глазами и демонстрировала отличную имитацию львиного рыка. Заставила молодцев из восьмой бригады принести сумку и теперь показывала заросли мха, выросшего по углам. И ведь не поленилась вытащить всё из чемодана, расстелила газету и вытряхнула на нее какой-то мусор. Ну и нравоучения в армейском стиле, «сегодня, товарищ солдат, у вас бляха на ремне не чищена, а завтра вы родину предадите».
Потом началась ария Ароныча. Заведующий в лучших традициях советских собраний довел до всех крайне важные цифры: количество вызовов, их структуру, время обслуживания. Вы еще не уснули? Ну да, я же вам кратко изложил получасовой докладик. Хорошо, хоть про международное положение не стал вещать.
Потом зачитал несколько «писем счастья». Некоторые пациенты думают, что напиши они такое послание — и медику за это дадут премию. Я всегда спокойно к этому относился. Пока требование представляться клиентам не стало слишком жестким, называл фамилию Неизвестный или Санитар. Такие письма Лебензон и оглашал сейчас. Поначалу всё шло как обычно — спасибо, спасли, вернули здоровье, не дали умереть. Зато под конец был настоящий шедевр. Благодарили Серёгу Чуба, того самого, что выпил по ошибке мочегонное. Мол, товарищ фельдшер приехал на вызов и начал спасать от почечной колики. Уколол один укол, второй — эффекта никакого. Но советский медик не растерялся и рассказал очень смешной анекдот. От наступившего после этого смеха камень прошел дальше и приступ болезни прекратился — весь песок из почек через «ха-ха-ха» вышел. Это я письмо цитирую, если что.