Пятнадцать ножевых 4
Шрифт:
Анекдот абхазам зашел, все начали смеяться — некоторый лед взаимного недоверия между родственниками был сломан. Можно сказать дружба народов СССР воочию.
Когда мы остались вдвоем, Лебензон огорошил меня печальной новостью: умер Миша Харченко.
— Не может быть! Когда?
— Двадцатого декабря еще.
— Да как же? — я никак не мог поверить. — Он же молодой совсем был.
— Шестьдесят два года, — покивал Ароныч. — С вызова ехали, до подстанции метров сто оставалось. Успел машину остановить только. Сердце не выдержало. Ничего сделать не смогли, сорок минут реанимировали, — он виновато
Дальше я на свадьбе сидел слегка оглушенный. Пил где положено, где надо говорил тосты — станцевал с уже женой друга, потом с собственной невестой. Анечка все допытывалась, чего я такой смурной, а я отшучивался в том духе, что будь Сима понастойчивее, сейчас бы во главе стола сидел не Давид, а я. За что получал болезненные щипки и тычки.
Потом, когда официальные тосты и поздравления прошли, я потихоньку начал знакомиться с окружающими. То есть, имена-то мы с самого начала обозначили, но так, для порядка. Так, обычные шуточки, “передайте салат, пожалуйста”, и прочее. Потом уже Аня попросила принести из машины какую-то ерунду типа запасной косметички, и я вышел на улицу.
— Интересный автомобиль, — произнес сзади смутно знакомый голос.
— Ага, сам до сих пор удивляюсь, — я повернулся и увидел Матвея Ильича, толстого рыжего мужика, с которым мы рядом сидели.
— Где брал?
— А там нету, — я сделал жест, будто выворачиваю карманы на брюках. — Уникальный экземпляр, ручная работа. Могу дать контакт мастеров, поинтересуйся, может получится заказать.
— Нельзя мне, — вздохнул Матвей. — Род занятий такой, что выделяться не стоит. На синем “Москвиче” покатаюсь.
— Органы? — попытался догадаться я. Не из реального интереса, больше для поддержания разговора.
— Хуже, — улыбнулся мой собеседник. — Антиквариат и предметы искусства. Если интересует, подберем что-нибудь, — и он подал мне визитку. Редкий гость в наших краях, советские люди большей частью довольствуются записью в блокнотике.
— Спасибо, конечно, — сказал я, пряча картоночку во внутренний карман пиджака, — но про таких как я анекдот есть. Вышла замуж выпускница института искусств за украинского шахтера. Мужик два метра ростом, кулаки как моя голова, и неутомим в постели. А она вся такая утонченная, на филармонические концерты ходит, Пруста читает. Но любовь. Вот живут молодожены месяц, другой, и она как-то взмолилась: “Ваня, что же мы всё время только трахаемся? Давай хоть поговорим о чем-нибудь, вернисаж посетим”. Тот подумал, кивнул, и спрашивает: “Моцарта читала?”. Девочка эта: “Нет…”. “Ну тогда давай у койку!”.
Матвей вежливо посмеялся.
— То есть за границей научные статьи печатаешь, на конгрессы в Швейцарию ездишь, а дома только “у койку”? — слегка скептически спросил он.
— Откуда такие сведения? — насторожился я.
— Да брось, — засмеялся он. — Ты же Анин жених, про тебя все наши знают.
— Ладно, пойдем назад, замерзнем еще.
Хорошая свадьба у моих друзей получилась. Хитрый тамада напоил всех, и я в конце, удивляясь сам себе, даже выдал что-то вроде лезгинки. И хава нагилу танцевал, как без этого. Будет что вспомнить.
Глава 10
— Он мертв.
Стоило мне бросить взгляд на тело грузного мужчины
— Я знаю, что он мертв, — полковник Балашов удивленно поднял очки, узнал меня, потом легонько кивнул. — Мы вас вызвали к жене Семена Кузьмича. У нее истерика и сердце болит.
Семена Кузьмича? Я присмотрелся к телу на ковре. Точно, Цвигун. Зам Андропова, смотрящий от Брежнева в КГБ. Значит, съел таки пулю. И ведь как чуял — с утра что-то крутило внутри, накатывали плохие предчувствия. А как нас дернули на чью-то дачу в Усово возле которой стояло несколько Волг с мигалками — сразу понял. Процесс пошел. Теперь то ясно что именно началось. Дележка власти. По жесткачу.
Валентин потянул меня за рукав халата в спальню, следом за доктором. Там на кровати лежала пожилая плачущая женщина с мокрым полотенцем на лбу. Хотя ни фига она не пожилая, полтинник с хвостиком, наверное. Шестьдесят максимум.
— Добрый день, Роза Михайловна, — доктор подошел ближе, достал фонендоскоп. — Примите мои искренние соболезнования.
Ого, а Геворкян знает вдову! Хотя чему удивляться? Естественно, за столько лет работы запомнишь.
— Авис Акопович, — жена Цвигуна приподнялась, высморкалась в зажатый в правой руке платок. Перевела дыхание и вдруг закричала, больше адресуясь в гостиную, где работала бригада следователей: — Его убили! Понимаете?! Убили!
— Давайте поспокойней, сейчас я вас послушаю, кардиограмку снимем, — и уже мне, тихо на ухо: — Андрей, набери-ка феназепама. Одну ампулу, в мышцу.
— Может, реланиум сразу? — прошептал я в ответ.
— Попридержим пока большие пушки. Да и нет лекарства от горя.
Кардиограмма ничего не показала, давление было чуть выше обычного для женщины. Решили на всякий случай сделать внутривенно кубов пять магнезии. А что, инъекция длинная, само по себе введение отвлекает сильно — то в жар пациента бросит, то пройдет, приходится рассказывать вводящему о своих ощущениях, руководить процессом. Ну, и легкий седативный эффект тоже есть.
И сделал это очень вовремя, так как у входа зашумело и в дом вошли сразу несколько важных товарищей во главе с Андроповым. Последний, увидев меня, тоже вроде обозначил узнавание, но его опередила Роза Михайловна.
— Юрий Владимирович! Семена убили! Я точно это знаю.
Вдова шустро подскочила с кровати, мы втроем встали позади нее, придерживая — а ну как сейчас ортостатический коллапс от резкого вставания...
Андропов обернулся к Балашову, тот покачал головой.
— Следствие еще не разобралось, а вы уже все знаете?!
— Утром в Барвиху Волков приехал, помощник его, зарплату привез, — затараторила женщина, — Семен работал допоздна с документами. Вы же знаете, что он курировал расследования по МВД... Они обсуждали что-то, муж говорит — в Усово съездить надо. А зачем? Мы за два дня до этого были здесь. А он настаивает, чтобы я поехала с ним. Я не хотела, на маникюр записалась, а потом уступила. Тут сторож дорожки посыпать начал, я в дом пошла... И вдруг выстрел! Юрий Владимирович! Убили же!
Из глаз женщины полились слезы, она опять начала сморкаться.