Пятнадцать ножевых 4
Шрифт:
— Анекдот был на эту тему, только про музыкантов, — влез я.
Как же, весь вечер на сцене Панов. Но Райкин только вежливо поинтересовался:
— Рассказывайте.
— Выступает оркестр. Первая скрипка — всемирная знаменитость, играет просто великолепно! Вот только дирижер замечает, что солиста просто корчит всего... Антракт. Дирижер интересуется: — Что с вами такое, может не нравится как я дирижирую, или еще что? Тот отвечает: — Нет, что вы! Вы прекрасный дирижер! Вторая часть концерта. Все еще хуже — скрипачу так плохо, будто умирать собрался. После занавеса дирижер опять с вопросами: —
— Смешно, — оценил Райкин под улыбки коллег. — Только не для еврейских детей. Вы даже не представляете, на какие жертвы идут иногда родители, чтобы заставить ребенка играть на скрипке.
Смысл сказанного доходил до нас с Капитоновой секунд пять, потом мы одновременно засмеялись.
Признаюсь, я нарушил инструкцию, которая запрещает личные просьбы и вообще любое общение с пациентами вне служебных обязанностей. Попросил автограф. И я был не одинок. Вся бригада вместе со мной в нарушители записалась. Но мы никому не скажем. Вот в такие минуты начинаешь жалеть об отсутствии камер для селфи.
Странное дело эти ноябрьские снегопады. Все понимают, что растает, но дороги тщательно чистят. Особенно там, где ездит начальство. А так как это столица, то руководителей всяких здесь всегда было до... очень много, короче. И процесс некоторые из них контролируют лично. Не верят на слово исполнителям.
Мы выехали из ворот ЦКБ и по Маршала Тимошенко спокойно подкрадывались к Рублевке. Километров двадцать на спидометре. Никого не трогали, не мешали участникам дорожного движения, потому что кроме нас никого не было. Я расслабленно смотрел вперед через лобовое стекло. Вот к дорожной технике подъехала черная «Волга» и из нее вылез какой-то мужик, который сразу начал потрясать кулаками. Почти одновременно с ним автомобиль покинул водитель. Кто его знает, может, ноги размять, или покурить, к примеру. А вот...
— Бля-а-а-а! — протянул в восхищении наш водитель, до этого за целый день сказавший от силы слов десять.
Да уж, я готов к нему присоединиться. Ибо какой-то хрен на здоровенном тракторе подъехал к начальственной машине и, не замечая ее, продолжил движение. Что там, мелочь пузатая под днищем скрежещет? Да и ладно. Короче, тракторист вынырнул из дум только когда заехал на капот «Волги». И остановился. Когда мы подъехали, он всё ещё сидел в своей кабине.
Начальник, конечно, обалдел. Он подошел, посмотрел на это чудо, развернулся и начал ритуальную боевую пляску вокруг поверженного средства передвижения. И правда, на чем его сейчас увезут? Как он продолжит переживать за уборку снега? Зато его водитель явил образец стойкости и спокойствия, стоял и курил, будто ничего и не произошло. Тут кто-то полез к трактористу и сразу замахал нам руками.
— Давайте поближе, — скомандовал Спиваченко.
— Сознание потерял! — крикнули нам.
А вот и уличный вызов. Как же я по ним соскучился в прилизанной кремлевской скорой!
Вытащили тракториста, спустили вниз. Да уж, на эту махину и здоровым пока залезешь... Посмотрели — живой, бледный только
Достали кардиограф, бросили электроды на конечности. Ёксель-моксель, вот это инфарктище! Да эту кардиограмму ни один двоечник ни с чем не спутает!
— Шестьдесят на двадцать, — сообщила измерявшая давление Капитонова.
Поздравляем, у вашего пациента кардиогенный шок. Спиваченко только глянул мельком на пленку и заступил на капитанский мостик.
— Промедол, лидокаин в мышцу! Разворачиваемся, назад в больницу! Цигель, цигель, товарищи!
Пока сдавали тракториста, заспорили. Спиваченко был уверен, что цигель — это «время» по-немецки. Этот вывод он сделал после просмотра знаменитой «Бриллиантовой руки», где Миронов отбивал Никулина от стамбульской «проститутки» цигелем, постукивая по часам. Какое же было удивление врача, когда я сообщил ему про отсебятину сценаристов, которые особо не заморачивались и придумали тарабарщину.
— Цигель, — это вроде бы коза по-немецки — вспомнила Капитонова.
— Нет, кирпич — возразил я.
— Товарищи! — на нас укоризненно посмотрела дежурный врач, которая оформляла водителя — Вам не стыдно? Тут пациент тяжелый, а вы развели!..
Докторша была молодая, явно недавно после института. Прямо как я. Спиваченко снисходительно улыбнулся:
— Смерть и жизнь в больнице ходят рядом. Привыкнете.
Утром я попытался историю со звонком Давида спустить на тормозах. Мол, ничего интересного не произошло, мелочи жизни, сейчас поеду и разберусь.
— Хреново у тебя, Панов, врать получается, — сказала Аня, наглаживая мне рубашку. — Глаза выдают. Так что есть над чем поработать. Мне Симка всё рассказала, про какую-то мафию и ловлю бандита.
Вот он весь цимес жизни с еврейками — все всё про всех знают.
— Если обо всем в курсе, то зачем спрашиваешь?
— Андрей, я боюсь, — вдруг всхлипнула девушка. — Ты мне можешь пообещать, что всё хорошо закончится?
— Могу. Но не буду. Слушай, мать, ты не забеременела часом? Что-то ты в последнее время какая-то эмоционально лабильная.
— Дурак, это я от счастья, — она вытерла щеку ладошкой. — Но я готова предпринять несколько попыток заполучить семенной материал. Возвращайся поскорее, ладно?
Мельник ждал меня у общаги. Вчера я и ему позвонил, предупредил. Возле его ног лежала сумка, которая глухо звякнула железяками, когда он бросил ее на заднее сиденье.
— Арматура? — спросил я, вспомнив Орел.
— Не, три монтировки. Ни один мент не прикопается.
Ну да, булыжник — оружие пролетариата, а монтировка — то же самое, только у советского водилы.
Следующий пункт нашей программы — товарищ Ашхацава, простой советский князь. Кстати, это обстоятельство своей семейной истории он тщательно оберегал от любых посягательств. Хочешь подраться с Давидом — сначала скажи, что в их краях князем считался всякий, кто владел тремя овцами, а потом добавь, что княжеская фамилия покупалась за одного барашка и он у меня даже есть — не поможешь договориться? Готово, спарринг-партнер с красными как у быка глазами ждет вас. Как по мне, дурь несусветная.