Пятничная я. Умереть, чтобы жить
Шрифт:
Она была в полуобморочном состоянии, когда ее бережно снимали с сарима, а рядом орали и суетились. Потом кто-то подхватил «бедную фьорнэ» под левую руку, и заорала уже она.
— Осторожнее! — гаркнул кто-то решительно, и это было последнее, что Янис-Эль услышала перед очередным обмороком.
Сколько она пробыла в отключке, было непонятно, но вынырнув из привычной черноты, обнаружила себя лежащей поверх покрывала на собственной постели. А прямо на ней — на груди и на животе — сидели двое мелких кадехо и злобно рычали на сгрудившихся вокруг людей. Среди них Янис-Эль узнала своего
— Надо убить этих тварей, пока не поздно! — вопил Титус.
От волнения его и без того сильный акцент стал еще более тяжелым, а эмоции у обычно высокомерно-спесивого эльфа и вовсе неприлично зашкаливали.
— Вы что — идиот? — орал в ответ Халльрод, не испытывая перед долгоживущим гостем никакого пиетета, и глаза у него при этом горели фанатичным огнем. — Это белые кадехо! Белые! Кадехо! Вы что, не понимаете?
— Не понимаю! И понимать не хочу! Они опасны! Моя племянница…
— Ваша племянница вот-вот умрет, — негромко вклинилась госпожа Агнесса, и все тут же замолчали, — а я из-за этих зубастых малышей, что защищают ее так рьяно, не могу даже повязки наложить. И где она только их взяла?
— Моя племянница… — опять завел дядюшка Титус.
— Тихо, — решительно произнес дор Несланд, и Янис-Эль взглянула на него удивленно.
Такого тона от своего мужа она не слышала никогда и, честно сказать, не думала, что когда-нибудь услышит. В нем была сухая, как песок в выжженной пустыне, ярость, и скрежет металла, и обещание чего-то такого, от чего даже у Янис-Эль, на которую гнев Эйсона не был направлен совершенно точно, мурашки по коже пошли. Да что там говорить? Даже щенки кадехо перестали рычать и прижали уши к головам, а по сознанию Янис-Эль пронеслась волна их страха.
— Дор Халльрод, фьорнис Типус-Тип…
— Титус-Тит… — пискнул укушенный эльф, и Янис-Эль невольно улыбнулась той стороной лица, которая была в состоянии это сделать.
Эйсон же, кажется, на поправку внимания не обратил, потому как просто продолжил:
— …прошу вас уйти. Вы нервируете кадехо и мешаете госпоже Агнессе.
— Я… — начал было дор Халльрод, но Эйсон договорить ему не дал.
— Не заставляйте меня повторять!
Халльрод смерил зятя долгим задумчивым взглядом и молча двинулся на выход. Фьорнис «Типус-Тип» поплелся следом, и маленькие кадехо тут же молча оскалились ему в спину.
— Так, — Эйсон повернулся к Агнессе. — Сейчас я попробую ухватить их за шкирки и унесу…
— Может, лучше позвать солдат? Ваши руки…
— Нет. Белые кадехо — часть истории моего рода, и я должен сам…
Янис-Эль вздохнула и тут же закашлялась. Агнесса, позабыв о щенках, кинулась вперед, кадехо зарычали на нее, припадая на передние лапки, и тут же оказались ухвачены Эйсоном. Они извивались и норовили начать кусаться, но пресветлый дор держал их крепко.
— Я отнесу их на псарню и велю покормить, а там уж разберемся, что с ними делать. А вы, госпожа Агнесса, постарайтесь… Я… Я вас… прошу… Надо не дать ей умереть до приезда мэтра Курдбаха. Любой
— Я сделаю все, что смогу, — серьезно пообещала знахарка. — И во время визита мэтра Курдбаха от ее постели не отойду. Кстати, было бы неплохо, чтобы вы присутствовали тоже.
Эйсон кивнул и пошел прочь, неся за шкирки на вытянутых руках по-прежнему извивавшихся и рычащих щенков. Янис-Эль попыталась ментально успокоить малышей, но получилось у нее плохо — опять наплывала чернота.
В следующий раз она очнулась, когда уже стемнело. Или просто закрыли ставни?.. В комнате горела всего одна свеча, отбрасывая по углам глубокие ломаные тени. Тело по-прежнему жестоко болело, но боль эту Янис-Эль воспринимала уже как-то отстраненно. Такими же отстраненными были и долетавшие до нее звуки, и тут же взорвавшиеся радостью эмоции маленьких кадехо. Ощущение было таким, словно ей в башку напихали ваты, и все шло через нее.
— Она умирает, — сказал кто-то габаритами похожий на капитана Фьорнфельта. — Я раненых-то повидал немало… Вот ведь глупость какая! Смерть такой юной эльфийки, которая могла бы жить еще несколько сотен лет, это…
Тень Фьорнфельта на стене качнулась и как-то даже изогнулась, хищно нависая над кроватью Янис-Эль. Навстречу ей двинулась вторая — более угловатая и изломанная.
— Что она успела сказать вам? — этот вроде был горе-супругом Янис-Эль, только интонации его обычно мягкого голоса словно кто-то отточил — да так, что порезаться можно.
— Что нападение совершили солдаты, посланные охранять фьорнэ. Выстрелили в сарима — дротик в крупе скотины действительно торчит, — а после, когда зверь сбросил ее, пытались добить. Травили саримами, насколько я понял. Видимо, чтобы придать убийству вид несчастного случая. Отсюда и все эти кошмарные синяки, переломы и рваные раны.
— И что эти четверо?
— В замок не вернулись.
Янис-Эль затопила вялая обида. Подарки… «Лошадка» для Альфа, кукла для Луты… Краски для Эйсона… Помнится, покупая этот подарок, она мечтала обменять его на еще один поцелуй… А может и на что другое…
— Предательство? — тем временем продолжил Эйсон.
— Несомненно. Только — чье? Ясно же, что эти четверо лишь исполняли приказ.
— Драконовы боги, когда же это все кончится?
— Никогда, — капитан Фьорнфельт хмыкнул. — Несланд Эльц — слишком сладкий кусок, чтобы вас оставили в покое.
— Но она? Почему она? Кому могла помешать эта юная эльфийка?
— Ваша супруга, пресветлый дор, уж простите за откровенность, та еще заноза в заднице. Значит, куда-то свой любопытный нос уже успела сунуть.
— А теперь еще и кадехо. Почему именно она? Почему наше фамильное проклятие вернулось именно через нее? Она же не Несланд по крови. Она вообще из другого народа!
— Зато, кажется, весьма похожа на Несландов по духу, — пробормотал Фьорнфельт, и его тень развела руками. — Простите, пресветлый дор, но вы как раз совсем нетипичный представитель своего рода. Я слишком много слышал от своего предшественника — капитана Гриниха — про вашего батюшку, пусть ему драконовы облака будут пухом.
— Но белые кадехо пришли не к отцу…