Пятничная я. Умереть, чтобы жить
Шрифт:
К счастью, свалилась она в сугроб, а потому ударилась не сильно. Только снег набился всюду — за ворот, в рукава и в сапоги. Хорошее настроение при этом совсем не выветрилось, и Янис-Эль захохотала, пытаясь выбраться из снежного плена и готовясь встретить град насмешек от сопровождавших ее солдат. Но те не смеялись. А один из них, тот самый, что заходил в трактир, вдруг как-то особо гикнул, хлестнул своего сарима и направил его прямо на все еще стоявшую на четвереньках Янис-Эль. Увернулась она от острых копыт только в самую последнюю секунду, вскочила на ноги и тут же вновь полетела в снег, сбитая
То, что это совсем не игра, стало понятно очень быстро. А еще чуть позднее выяснилось, что жива Янис-Эль до сих пор только потому, что убивать ее никто не собирался. По крайней мере, не острой сталью и не арбалетным болтом. Копыта или зубы сарима, сбросившего неумелую наездницу — куда более удобное для объяснений орудие убийства. Если, конечно, объяснения эти вообще потребуются. А скорее всего, просто по весне кто-то найдет обглоданный кадехо скелет. Очередной. «Случается!» Вечный лес! Сучки и шишки! И надо было так расслабиться!
Янис-Эль металась и уворачивалась, но раз за разом молчаливые всадники — трое, четвертый, нагруженный покупками, лишь следил за происходящим — догоняли ее и сшибали на землю. Левая рука висела плетью, совершенно точно сломанная. Кровь из рассеченной брови текла прямо в глаз, мешая видеть. Одежда на спине, плечах и руках, а под ней и кожа с мясом были порваны в клочья острыми зубами саримов. Ноги, по которым не раз прошлись их копыта, уже не держали. Меч, вынутый Янис-Эль из ножен в самом начале, после удара тяжелого сапога одного из всадников, который пришелся в центр спины, отлетел в сторону — в самую толщу пока еще никем не тронутого снега. И только уши самым чудесным образом никак в этом кошмаре не пострадали и продолжали нестерпимо чесаться.
Солдаты оставили Янис-Эль в покое только после того, как убедились — их жертва пострадала достаточно сильно и не сможет добраться до человеческого жилья и попросить о помощи. «Господа кадехо, кушать подано…» Потратив некоторое время на поиски отлетевшего в снег меча, который почему-то особо интересовал того типа, что был за главного, но так и не найдя его, солдаты уселись в седла и отбыли.
Когда топот копыт их саримов стих вдали, Янис-Эль попробовала подняться из окровавленного снежного месива, в котором лежала, но тут же упала. Так. Стало быть, идти не получится, только ползком. Дерьмо. Маресьев, твою мать. А что делать? Просто тихо сдохнуть, как и было запланировано? А вот те шиш! Бодря себя злобным матом, который всегда почему-то действовал в этом смысле исключительно правильно, Янис-Эль поползла, подтягивая себя вперед более или менее целой правой рукой. Для начала следовало подобрать меч.
К счастью, башка хоть и пострадала, но мозги отбиты не были, а вместе с ними спаслось и доставшееся в качестве бонуса от черта с ангелом умение четко определять нужный путь. Меч, вынутый из сугроба, на ощупь был сухим и теплым. Янис-Эль прижала его к себе и даже некоторое время полежала в обнимку со своим чудо-оружием, словно подпитываясь от него силами. А после снова включила свой внутренний радар и попробовала поискать людей. Ближе всех, понятно, оказались ее торопливо удалявшиеся с места преступления убийцы. Остальные… Янис-Эль стиснула зубы. Остальные были далеко. Очень далеко.
Даже неизвестно,
Снег валил все гуще, сил почти не осталось, периодически накатывала чернота, из которой Янис-Эль выныривала, лежа заледеневшей физиономией в снегу.
— Здравствуй, жопа, Новый год! — хрипло возвестила она и, приподнявшись, попробовала осмотреться.
Но вокруг был только снег. Он окутывал землю, он неостановимо сыпал со ставших почти черными небес. Казалось, даже внутри у Янис-Эль тоже был именно он — так все заледенело и слиплось за ребрами и внутри живота.
Больше всего хотелось закрыть глаза, свернуться клубком и… И что?! И что, блин?!
— А вот те шиш! — проорала Янис-Эль в черные небеса и снова поползла.
Настойчивый взгляд, который преследовал ее все время пути — что в город, что обратно — и который было пропал подчистую во время нападения, вдруг вновь проявил себя. И теперь Янис-Эль различала в нем оттенок тревоги и даже страха.
— Не бзди, — проворчала она, подтягивая себя еще на десять сантиметров, — прор… — снежный наст под ее телом хрустнул, проваливаясь, и Янис-Эль рухнула в какую-то темную дыру.
Упав прямо на сломанную левую руку, она заорала от режущей боли, и чернота поглотила ее окончательно.
Янис-Эль честно ждала, что, вынырнув из нее, увидит привычных черта с ангелом и даже постаралась настроиться на то, что на этот раз ей скажут: «Извини, чувиха, но хватит прыгать между жизнью и смертью, оставайся уж с нами!», однако вместо сладкой парочки ее ждал грустный жиробас. Совершенно голый и дивно волосатый, он сидел в позе роденовского «Мыслителя», подперев круглый подбородок пухлым кулаком, и укоризненно смотрел на визитершу.
— Здорово! — неуверенно поприветствовала его Янис-Эль, совершенно не понимая, чего ей от этой встречи ждать.
Жиробас распрямился, развел руками так, что сиськи дрогнули, хлопнул себя по ляжкам и вдруг заплакал. Крупные детские слезы катились по его отвисшим щекам, скользили на шею и терялись в поросли на груди. Жиробас растирал их по лицу сосискообразными пальцами, тихо подвывал и всхлипывал.
— Эй, ты чего? — Янис-Эль даже нашла в себе силы приподняться, хотя на этот раз, что удивительно, все у нее болело даже здесь, в этом совсем уж нереальном месте между мирами.
— Ты меня не любишь, — выл жиробас. — Никто меня не люби-и-ит… Ы-ы-ы-ы…