Пятьсот веселый
Шрифт:
Старуха ужалила Николая колючим взглядом, но тут же покачала головой, примолкла, наверно, прикидывала про себя, что до ста лет прожить не худо бы.
— А что ему горбиться? — продолжала она после маленькой паузы, не отвечая на выпад Николая. — Жизнь у него ученая, спокойная. Благодать!
Генка хотел возразить ей, что Василий Сергеевич и в тюрьме сидел при царе, и с белыми воевал, но тут в вагон взобрался тот, о ком шел разговор.
— Вот, папаша, наша бабушка говорит, что у вас не жизнь, а малина, — сказал Николай старому учителю, который,
— Да, да, — рассеянно сказал Василий Сергеевич. — Обыкновенная жизнь. Работаю, учу ребятишек…
Генка был обижен таким ответом. «Обыкновенная». Если бы ему, Генке, испытать хотя бы половину того, что испытал старый учитель!..
Тут Генка увидел Лену — и забыл обо всем остальном.
На Лене были туфельки на высоком каблуке, и Генка простодушно похвалил их.
— Обожди, вот приедешь в Москву, оденешься так, что к тебе не подступишься, — с улыбкой сказала Лена, все же довольная, что Генка заметил обнову.
— А разве я сейчас плохо одет? Лена прыснула в кулачок:
— Ты наивный. Просто жутко наивный. Вот Владимир хорошо одет. У него есть вкус.
— Ну и ладно. — Генка, никогда не обращавший внимания на одежду, был слегка обижен. — Подумаешь! Плевал я на все ваши наряды. Мне и так хорошо. — Он вспомнил, с какой любовью мать собирала его нехитрые вещички. Пусть они не очень хорошие, но других не было, и поэтому никто в семье не думал о том, красивы эти вещи или нет.
— Ну, прости, я пошутила. — Лена положила руку ему на плечо.
— Ладно, — буркнул Генка, оттаивая.
— А где ты успел загореть? — спросила Лена. — У тебя загар прямо-таки южный, как будто ты из Сочи едешь, а не с Дальнего Востока.
— Наш поселок на одной параллели с Харьковом находится, — похвастал Генка. — У нас только зима холодная, а летом загорай сколько хочешь.
— Да ты вообще смуглый, как цыган, — Лена пристально взглянула ему в глаза. — Я тоже хочу стать такой. Пойдем позагораем?
— Пойдем! — обрадовался Генка.
И они побежали к леску, который кудрявился совсем недалеко, рядом с озерком.
Местечко они нашли замечательное. Кусты со всех сторон окружали уютную полянку. Мягкая трава приятно освежала босые ноги, туфли оба сняли, когда бежали сюда.
— Пусть только ноги у меня загорают, — Лена легла на траву и, ничуть не смущаясь, вздернула платье до самых плавок. — А лицо я буду защищать.
— А мне все равно, — Генка снял с себя рубашку, майку и сжал кулаки у плеч.
— Ты и вправду сильный. — Лена с откровенным восхищением разглядывала атлетическую фигуру Генки, его крепкие округлые плечи, рельефные мускулы на груди, четкую сетку мышц на животе. — Действительно, одежда тебе не очень нужна.
— Опять про одежду! — отмахнулся Генка и лег рядом с ней. — Терпеть не могу эти тряпичные разговоры.
— А знаешь, я сейчас закрыла глаза и представила тебя в шикарном костюме, в белой рубашке с галстуком, в блестящих черных, обязательно черных, туфлях. Ты просто
Генка не успел представить себя таким элегантным, потому что услышал голос здоровяка Лешки:
— Они где-то тут. Я сам видел.
Генка мигом надел туфли, натянул майку и рубашку. Лена испуганно одернула платье и встала рядом с ним.
— Пойдем быстрее к вагону! Но было уже поздно.
— Обожди, дорогуша, — из кустов вышел парень с челкой, за ним показался квадратный Лешка, а последним на полянку выскользнул блондин, которого Лешка называл Юркой.
Парни лениво, гуськом шли через поляну. Юрка держал руку в кармане. «Только не нож!» — взмолился Генка, и лицо матери, доброе, озабоченное, мелькнуло в его памяти.
В этот момент сзади хрустнули ветки, Генка оглянулся, и ему показалось, что в кустах мелькнул стриженый затылок Арвида…
— Загораете? — спросил парень с челкой и вдруг схватил Лену за руку.
Генка не услышал вопля Леночки, он видел только острый подбородок парня, и правая рука как будто сама нашла цель. Генка даже почувствовал податливое движение челюсти, перекошенной точным ударом. Парень упал на спину, крестом раскинув руки.
— Беги к вагону! — крикнул Генка и с дикой первобытной радостью понял, что Лешка совсем не умеет драться. Здоровяк левой рукой ухватил Генку за воротник рубахи и по-деревенски размахнулся правой, доверчиво и роскошно подставив все лицо. Прямой удар — и лицо Лешки как будто осело на Генкину руку, прилипло к ней, здоровяк сделал маленький шажок вперед и мягко повалился набок, уткнув в траву блаженное лицо, какое всегда бывает у нокаутированных.
И тут же жгучий скользящий удар в щеку заставил Генку отпрыгнуть в сторону — это подоспел Юрка, перепрыгнувший через упавшего парня.
— Бежим, Гена! — крикнула Лена.
Но бежать было некуда. Путь к вагону отрезал Юрка, умеющий драться. И хотя Лешка все еще валялся на траве, парень с челкой пришел в себя и осмысливал происшедшее.
Нельзя было терять ни секунды.
— В-же-ех! — взвизгнул Генка так, как учил его пленный японец, пружиной подбросил все тело и ударил Юрку ногой прямо в грудь. Юрка отлетел назад, упал и извивался на траве, хватая воздух побелевшими губами. Генка и сам после выпада поскользнулся и упал, больно подвернув ногу, и тут же почувствовал страшный удар в плечо: это парень с челкой подло метил ботинком в лицо, но промахнулся.
Генка стремительно вскочил на ноги.
— Ах ты, гад! — сжав зубы, он бросился на бандита, уже не думая об обороне. Даже ложный, раскрывающий удар левой парень не смог отразить, как следует, а удар правой, в который Генка вложил всю тяжесть корпуса и всю свою ненависть, опять пришелся в нижнюю челюсть. Парень упал на четвереньки, голова его бессильно повисла между руками.
Но удирать было нельзя. Сбоку на Генку шел ошалевший от удара, а потому еще более страшный Лешка. А блондин Юра, бледный как смерть, хищно изогнулся и вытащил из кармана нож.