Пятьсот веселый
Шрифт:
А в другом углу сидел на чемодане тощенький паренек в очках, явно растерянный, ничего не понимающий.
— Говорят, обижают тебя, парень, эти жулики? — спросил у паренька лесоруб.
Парнишка вскочил.
— Пусть, пусть издеваются, — лицо студентика пошло пятнами. — А я все равно их не боюсь! Я их презираю!
Паренек кричал, а вид у него был жалкий и затравленный. С верхней полки подала голос какая-то лохматая тетка:
— Ой, студент! Лихо тебе аукнется. Молчал бы уж,
— Хватит молчать! — рявкнул лесоруб, да так, что сидевшие бандиты вскочили. — Правильно, сынок, говоришь, это самое. Они рады, когда их боятся.
— А что с ними делать? — Матвей почесал затылок. — Куда их девать? Кругом лес да поле, елочки зеленые! Не будешь всю дорогу за ними надзирать.
— Да-а, — протянул Василий Сергеевич. — Положение у нас глуповатое. — Он немного подумал, а потом предложил:
— Пусть они идут пешком. До Омска уже не очень далеко. Пусть прогуляются, подумают обо всем…
— Правильно! — воскликнул мужик, показавший вагон с хулиганами, и даже бросил кепку на пол. — Правильно, братцы! Ей-богу, правильно!
А непокоренный студентик сначала стоял и хлопал близорукими глазами, потом взволнованно заговорил, чуть заикаясь:
— Я знал, товарищи! Я знал, что они трусы. Знал, что их накажут! — Тут он подбежал к Ивану Капитоновичу и протянул свою тонкую руку:
— Спасибо вам!
— Пустое, так скать, — расплылся от похвалы лесоруб. — Просто все хотят, чтобы все было как у людей. Хоть где ты, это самое, хоть в вагоне, хоть в тайге таежной. Правильно я говорю?
— Правильно, чего там, елочки зеленые, — поддержал лесоруба Матвей и прикрикнул на хулиганов:
— Собирайте монаточки — и прости-прощай, Маруся! Ножками пройдитесь, елочки, раз котелки плохо варят!
— Чо пристали? — заныл Лешка, наверное, самый бестолковый из тройки.
А Юрка и парень с челкой быстро сообразили, что спорить бессмысленно.
— Пойдем, — буркнул Юрка, и они, нагнув головы, пошли к двери.
Бабы и девчата хихикали, глядя им вслед. Возле первого вагона Юрка все же обернулся и погрозил всем кулаком. Но это было уже только смешно.
— А ты, Капитоныч, прямо-таки красивую речь сказал, елочки зеленые, — засмеялся Матвей. — Оратор, да и только!
— Ну, какой там оратор, это самое, — скромно потупил взор лесоруб и начал крутить пуговицу на своем парадном кителе. — Но бывает, что надо сказать слово. Могу произнесть. Складно там или не очень, но глупостей не скажу, уволь, так скать.
А Генка едва дошел до вагона: у него опять закружилась голова. Лена сразу заметила перемену:
— Пойдем, у меня есть бинт, сделаем тебе настоящую перевязку. Жаль, что йода нет.
— Спирт у меня имеется, так скать, в наличии. — Иван
В вагоне Лена осторожно сняла повязку, которая еще не успела присохнуть к ране. А Иван Капитонович с бутылочкой спирта стоял рядом и качал головой в такт каждому движению девушки,
— В грудь, видать, хотел, аспида этакая, — определил лесоруб. — Но ты, Гена, молодой, все заживет быстрее быстрого.
Когда Лена, прикусив от старания язык, начала промывать рану спиртом, Генка невольно замычал от резкого пощипывания.
— Больно, конечно, больно. — Кукольное личико Лены сморщилось, как будто больно было ей. — Потерпи немножечко.
— Вот и порядок, — удовлетворенно сказал Иван Капитонович, он спрятал спирт в чемодан и пошел на вольный воздух, где его уже поджидали партнеры по игре в дурачка.
— А ты здорово дрался, — проговорила Лена. — Губы у тебя стали как ниточки, а лицо белое, страшное. Ты испугался?
— Не помню. Честное слово, не помню. Наверно, испугался. Особенно вначале и когда нож увидел. Я вообще драки ненавижу. Сейчас мне кажется, что это не я дрался, а какой-то другой человек…
— Я за тебя боялась. — Лена прижалась к его плечу, потом вдруг запрокинула голову:
— Ну, поцелуй же…
Но потрясенный Генка как раз в этот момент увидел, что на него смотрит отец Лены. И было в этом взгляде такое, что заставило Генку отстраниться от девушки.
— Ты что? — еще не открыв глаза, слабым, ждущим голосом спросила Лена.
— Не надо, только не сейчас… — Генка не мог определить, что выражал взгляд больного.
Лена резко оттолкнула его, посмотрела в сторону носилок и поняла все.
— Ну и ладно! И зачем я только связываюсь с малышами!
Она спрыгнула вниз, почти скатилась по насыпи на траву и пошла вдоль состава, маленькая, разгневанная и решительная.
Генка, растерянный и униженный, стоял на середине вагона. «Что же я наделал? — в отчаянии подумал он. — Но неужели я должен был поцеловать Лену на глазах у отца?..»
От огорчения у него заныли раненая рука и плечо. Генка сразу почувствовал себя одиноким и забытым. Даже Арвид, надоедливый Арвид, гулял где-то. Ну и пусть! Все это не имеет никакого значения, главное, быстрее бы добраться до Москвы!
И Генка уныло полез на свою полку. Ну как Лена не могла понять, что он не может, не смеет поцеловать ее на глазах у отца! А как у нее было с теми? Все в Генке содрогнулось от жгучих и обидных видений ревности. Еще недавно казавшийся себе сильным и отважным, он чуть не заплакал от жалости к себе.