Пыль Снов
Шрифт:
— Один для тебя другой для меня, третий для казны Полутьмы.
— В точности.
— Думаешь, она согласится?
— Почему нет? Мы же не можем оставаться на гнилом берегу, верно?
— Очень верно. Она ведь спасла нас от утопления, так? Нет смысла топить нас теперь в бесконечной струе Странника. Пятки фента, что за унылое местечко!
— Знаешь, — сказала, помолчав, Сласть, — мы с тобой можем просто их бросить. Самим пуститься в Летерас. Как думаешь, много ли времени понадобится, чтобы разбогатеть?
Краткость качала головой. — Нас узнают,
— Ба! Раз в пять лет можно найти новую толпу дураков с деньгами. Готовых от них избавиться.
— Может. Но я о другом говорю. О начальстве. Не хочу второго ареста. Новое обвинение нас приведет на Топляки. Наверняка.
Сласть содрогнулась. — Тут ты права. Ладно, тогда станем честными политиками, полезем по… э… лестнице мирской власти. Будем тибрить и жульничать по закону.
Краткость пососала палочку, кивнула: — Мы сможем. Популярность, соревнование. Мы разделим соперников по Мнимой Ассамблее. Ты спишь с половиной, я с другой половиной, мы делаем вид, что враждуем. Создаем два лагеря. Нас обеих выбирают в полномочные представители при дворе Королевы.
— И тут мы овладеваем бутылочным горлышком.
— Информация и богатство, да, да. Вверх и вниз. Ни одна из сторон не знает ничего, кроме того, что мы им рассказываем.
— Точно. Так мы раньше брокеров разводили. Точно так.
— Да, только еще круче.
— Но всё с улыбкой.
— Всегда и всё с улыбкой, дорогуша.
Яни Товис въехала в лагерь. Вонь. Грязь. Фигуры бродят туда и сюда под дождем. Мелководье побурело от мусора и отбросов. Еды не хватает. Баркасы осели, чуть шевелятся на волнах.
«Путь смертных». Полутьма покачала головой.
На обращая внимания на множество глаз, она проехала по убогому городку, достигнув Шатра Ведьм. Спешилась, перешагнула дренажную канавку и согнулась, пролезая под полог.
— Мы в бяде, — каркнула Сквиш из дальнего угла. — Люди болеют, а у нас трав нету и ничево нету. — Она зловеще уставилась на Полутьму.
Сидевшая рядом Стяжка пошамкала деснами и сказала: — Чо ты намерена делать, Кралева? Прежде чем все помрут?
Яни не колебалась с ответом: — Мы должны уехать. Но не по тропе смертных.
Можно ли потрясти двух старух?
Кажется, она смогла.
— Во мне Королевская Кровь, — продолжала Полутьма. — Я открою Дорогу в Галлан. — Она поглядела сверху вниз на раззявивших рты ведьм. — К Темному Берегу. Я забираю вас домой.
Ему хотелось бы вспомнить свое имя. Он мечтал о способности понимания.
Как могла столь разнородная группа людей оказаться бредущей по разоренной стране? Наступил конец света? Они — последние, оставшиеся в мире?
Нет, не совсем, не вполне верно. Ни один из его бранящихся и рычащих друг на дружку спутников не выражает желания оглянуться на свои следы; а вот его внимание все чаще притягивает мутный горизонт за спиной.
Кто-то там есть.
Кто-то их преследует.
Если
Но все смотрят вперед, словно нет иного выбора, словно они не могут иначе. Сооружение, к которому они направились — кажется, уже недели назад — наконец приблизилось. Его громадность смеялась над чувствами расстояния и перспективы, и оценить длину пройденного пути было невозможно. Он заподозрил, что обманывает и ощущение времени, что остальные меряют дорогу совсем иными способами — разве он не дух? Он способен лишь проникать в того или другого, словно тень. Он не ощущает тяжести их шагов. Даже их страдания ему недоступны.
Если думать рационально, разве не ему подобает ощущать время компактным, невесомо — легким? Откуда же душевная мука? Утомление? Лихорадочное чувство, будто он ползет как улитка, желание проникать в тело, в другое, и так по кругу? Когда он впервые пробудился среди них, ощутил себя благословленным. Ныне же чувствует себя взятым в плен.
Сооружение вонзалось в безжалостно — голубое небо. Серое и черное, покрытое вырезанной чешуей, опоясанное паутиной трещин и пятнами ржи. Башня, создание невообразимого мастерства. Вначале она казалась обломками, нависшим над головами гнилым зубом, потерявшим форму после столетий небрежения. Близкое расстояние изменило перспективу. Но даже сейчас… на обширной равнине подножия не видно ни одного следа поселений, ни старых борозд от плуга, ни дорог, ни тропинок.
Они уже могут различить природу монумента. Может быть, в тысячу саженей высотой — он стоит одиноко, с пустыми очами, дракон из камня, балансирующий на задних лапах и завитках хвоста. Одна из передних лап вонзила когти в грунт; вторая лапа поднята и чуть отведена, словно тварь сметает с пути врага. Даже задние лапы расположены несимметрично, они напряжены, мышцы сжаты…
Ни один настоящий дракон не мог бы поспорить с этим величиной; однако, когда они подошли ближе — подавленные размерами, онемевшие — увидели массу мелких достоверных деталей. Отсвет завитков на каждой чешуйке, чуть припорошенных пылью; черные складки кожи у когтей, когтей толщиной в два человеческих роста, отполированных, хотя и покрывшихся сколами и выбоинами. Они видят складки на шкуре, издали казавшиеся трещинами, видят напряженные и обвисшие мускулы, жилы кровеносных сосудов в арках сложенных крыльев. Зернистая дымка скрывает сооружение на уровне груди, словно там повисло кольцо пыли.
— Нет, — шепнут Таксилиан, — кольцо движется… вращается по кругу, по кругу… видите?
— Волшебство, — сказала странно равнодушным тоном Вздох.
— Словно миллион лун, окруживших мертвое солнце, — заметил Раутос. — Бесчисленные безжизненные миры, каждый не больше песчинки — говоришь, Вздох, их держит волшебство? Уверена?
— Что же еще? — пренебрежительно бросила та. — Только это от тебя и слышим. Теории. Насчет того и сего. Как будто объяснения что-то значат. Что тебе в знании, жирный олух?