Пыль Снов
Шрифт:
— Я не жульничаю, — ответил он, собирая кости.
— Тогда что у тебя к ладони прилипло?
Бадан открыл ладонь и скривился: — Она смолой намазана! Вот почему ты так хорошо бросала!
— Если смолой намазана, — крикнула Целуй-Сюда, — то Смола и виновата!
— Дыханье Худа, — вздохнула Смола. — Смотрите, придурки — мы все жульничаем. Это у нас в крови. Значит, никто никогда не признается, что смазал ладонь смолой. Давай, счищай — и продолжим.
Остальные согласились, отчего Смола ощутила облегчение.
Они попытались не обратить внимания на стук сапог. Кто-то шел к столу. Бадан Грук бросил кости, получив шесть из шести основных.
— Видели? Ну как!? — Бадан улыбался широко, но откровенно неискренне. — Глядите же на кости!
Но они смотрели на него, потому что шулеры всегда себя выдают — начинают дергаться, потеть, подскакивать на стуле.
— Смотрите! — снова показал он пальцем, но слова прозвучали умоляюще. Он поднял руки: — Пальцы чистые, подружки…
— В первый раз за всю жизнь, — сказал человек, вставший около стола.
На лице Бадана Грука нарисовалась сначала полнейшая невинность, а затем и намек на обиду. — Несправедливо, сэр. Вы видели мой бросок — да и пальцы мои видели. Чистые как сама чистота. Ни смолы, ни дегтя, ни воска. Солдат не может быть грязным и вонючим — это плохо для морали.
— Уверены?
Смола повернулась на стуле: — Чем можем служить, лейтенант Прыщ?
Глаза мужчины удивленно блеснули: — Вы меня не узнали, сержант Смола. Я капитан…
— Добряка нам уже показали, сэр.
— Мне казалось, я приказал вам срезать волосы.
— Мы срезали, — сказала Целуй-Сюда, — а они снова отросли. Это свойство дальхонезцев, наследственное. Извращение. Такое слово, Смола? Извращение к коротким прическам. Мы волосы обрезаем, а они желают отрасти и выглядеть как раньше. Случается ночами.
— Можете утешаться, — сказал Прыщ, — думая, что я не капитан Добряк. Что я не тот человек, на которого вам указали. Но вы уверены, что вам указали на кого следует? Да и того кто указал, знаете? Это мог быть лейтенант Прыщ. Он известен дурными шутками. Просто-таки печально знаменит. Он мог решить поиздеваться над вами. Это у него в крови. Наследственное.
— Тогда, — спросила Смола, — на кого же нам указали?
— Да на кого угодно.
— Разве лейтенант Прыщ — женщина?
— Нет, конечно. Но…
— Это была женщина, которая нам Добряка показывала.
— Ага, но она могла указывать на лейтенанта Прыща, если вы спрашивали старшего по званию. Ну что же, раз все выяснилось, я должен проверить, выполнили ли вы приказ о восстановлении веса.
Целуй-Сюда и Смола одновременно повернулись, внимательно
Мужчина засверкал улыбкой.
— Сэр, — начала Смола, — как вы намерены выяснять?
Улыбка сменилась выражением полнейшего потрясения: — Вообразили, что ваш капитан — грязный старый развратник? Искренне надеюсь, что нет! Что же, вы придете в мою контору на девятый ночной звон. Разденетесь до белья в наружной комнате. Потом постучитесь и, услышав мой голос, немедленно войдете. Я понят, солдаты?
— Так точно, сэр! — сказала Смола.
— Тогда до скорого.
Офицер отошел.
— И долго, — сказала Целуй-Сюда, дождавшись, когда он покинет казарму, — мы будем так забавляться?
— Еще только начали, — улыбнулась Смола, собирая кости. — Бадан, раз уж тебя выперли из игры за явное жульничанье, окажи мне мелкую услугу. Ну не такую уж мелкую… я хочу, чтобы ты сходил в город и привел парочку самых жирных и страшных шлюх, каких сможешь найти.
— Не нравится мне, куда всё заходит, — буркнул Бадан.
— Послушай сам себя. Стареешь…
— Что она сказала?
Сендалат Друкорлат поморщилась: — Она удивилась, что мы так долго ждали.
Вифал хмыкнул: — Женщины…
— Да уж. — Сендалат остановилась на пороге, сверкнув глазами на трех нахтов, притулившихся около подоконника. Они обвили друг дружку черными мускулистыми руками, образовав кучку конечностей и тел, над которой торчали три разномастные головы. Бегающие глазки подозрительно щурились. — С ними что?
— Думаю, они пойдут с нами, — сказал Вифал. — Вот только они не знают, разумеется, куда мы идем.
— Привяжи их. Запри. Сделай что-нибудь. Пусть останутся здесь. Муженек, они смехотворны.
— Они мне не домашние зверьки.
Анди скрестила руки на груди: — Неужели? Тогда почему они все время трутся у твоих ног?
— Честно? Не знаю.
— Кому они принадлежат?
Он долго смотрел на нахтов, но ни одно существо не пожелало встретиться с ним глазами. Они выглядели жалко.
— Вифал…
— Да, да. Думаю, это зверьки Маэла.
— Маэла?!
— Да. Я ему молился. И они появились. На острове. Или они появились до того, как я начал молиться? Не помню. Но они увезли меня с острова, и это заслуга Маэла.
— Так отошли их к нему!
— Вряд ли молитва на такое способна, Сенд.
— Благослови нас Мать, — вздохнула она, выходя из комнаты. — Собирай вещички. Отправляемся в полночь.
— В полночь? Темно будет, Сенд!
Она взглянула на него так же, как глядела на Шлёп, Хруста и Писка.
«Темно. Да уж, сказанул».
Хуже всего было уловить блеск сочувствия в бусинках глаз нахтов. Они следили за ним, словно плакальщики на похоронах.
«Ну, человек учится ловить сочувствие от кого угодно».