Пылающая комната
Шрифт:
— Ты «Ацтеков» любишь? — спросил он ее неожиданно, хриплым голосом, отирая разбитые губы.
— Очень, — пролепетала она.
— Ну, так я тебе на память автограф дам, тебе повезло, что мы тут мимо шли. Давай бумагу и ручку.
Девушка, отбрасывая с лица растрепанные белокурые волосы, начала судорожно рыться в сумке.
— Вот, — она протянула Крису ручку и тетрадку дрожащей рукой.
— Учишься где-нибудь? — поинтересовался он, с любопытством листая тетрадь.
— Да, в колледже архитектурном, — подтвердила
— Молодец, — сказал он и расписался на обложке тетради, — приходи на концерт. Может тебя проводить?
— Я здесь живу, вот тут подъезд, — он указала рукой на открытый вход.
— Ну, смотри, — заметил мой друг, — Пошли, Тэн.
Я кивнул девице и мы направились в сторону улицы В***, где стояла машина.
— Теперь, небось, напишут, что ты ходишь по темным подворотням с каким-то юнцом и заступаешься за несчастных женщин, — ехидно сказал я.
— А ты молодец, — с одобрением ответил Крис, — я думал, ты не полезешь.
— Ты полагал, что я смотреть буду?
— Ну, черт тебя знает, а ты парень что надо, — он обнял меня за талию.
Мы сели в машину и всю ночь катались по городу, держась за руки и прижавшись друг к другу, как две школьницы. Бобби непрестанно курил и рассказывал нам анекдоты. Я был безмерно, до одурения счастлив в ту ночь, большего я и пожелать не мог.
Генри не спрашивает меня, где я пропадаю. Он весь поглощен собственными заботами. Это утешительно. Так что в конце концов я практически поселился в квартире на F***. Крис приезжал каждый вечер после репетиции.
Но в последние дни я ждал его в машине, пока он был в студии. Бобби обычно молчит, но тут он как-то сказал мне:
— Крис в прекрасной форме, но только голову совсем потерял, — меня поразила простота, с которой он произнес это.
— Вы его осуждаете, — поинтересовался я.
— Ни в коем случае, только не попадайтесь на глаза репортерам, — на том разговор и кончился.
Мы предаемся ненасытному ажиотажу, в котором, однако, есть сладость, отсутствовавшая во всех прочих моих отношениях. У Криса необычный неподдающийся классификации темперамент, смесь нежности и агрессивности, о которой так мечтают женщины, по большей части, не умея ценить ни первое, ни второе. Но каждый раз я чувствую ужасную усталость. И подозреваю, что ее причина не только в пристрастии моего друга к тому, чтобы доводить и себя и меня до состояния, когда слишком большое желание становится слишком горьким на вкус. Он этого не замечает и даже во сне не дает мне освободится из его объятий. А меня мучает страх. Я предчувствую взрыв и думаю, что буду расплачиваться и за себя и за него.
Я проснулся ночью от шума и какой-то ожесточенной возни вокруг. Крис рылся во всех углах и ящиках, по ходу дела вываливая на пол
Я наблюдал за ним, пытаясь понять, что он делает
— Мать твою, да куда же он подевался! — в отчаянии крикнул он наконец и повернулся ко мне.
— Ты не видел его? — спросил он, — мой браслет, я его всегда надеваю на выступления, провалился как сквозь землю.
— Какой браслет?
— Ну, обычный медный, мой талисман, на нем еще надпись была по-арабски.
Я припомнил, что действительно неоднократно видел на нем браслет, широкий, медный с выгравированной надписью.
— Чего ты из-за него так психуешь? — поинтересовался я.
Крис посмотрел на меня с возмущением, как я мог не понимать, что этой вещью он дорожил больше, чем своим роскошным лимузином.
— Я не могу без него выступать, вот черт! — он снял футболку и швырнул ее в кучу. — Ну и дела, Тэн, что ты смотришь?
У Криса привычка раздражаться на то, что я смотрю на него в моменты его дурного настроения.
— Ладно, завтра скажу Марте, чтобы заказала мне новый, только жаль, я так и не узнал, что на нем было написано.
— Не все потеряно, — возразил я, — дай мне лист бумаги и карандаш.
Крис порылся в куче хлама и подал мне то и другое.
У меня всегда была отличная зрительная память, я запоминал в точности даже те изображения, смысла которых не понимал и не знал. При определенном усилии я мог восстановить в памяти и эту надпись на браслете.
— Ну вот, — я подал ему листок, — оно?
— По-моему, да, — ответил Крис и посмотрел на меня в изумлении, — А ты знаешь, что это значит?
Я рассмеялся.
— Я не знаю арабского, — пояснил я, видя, что мой смех задел его самолюбие, — а вот ты просто невероятный осел, носил браслет, на котором неизвестно что написано.
— А что тут такого? — он не понимал смысла моего замечания.
— Крис, понимаешь, — пояснил я, — нельзя носить на себе непонятные знаки, их смысл может быть враждебен, он может приносить несчастье, но в твоем случае тебе просто повезло.
— Ну, так я завтра скажу Марте, чтоб узнала, что это значит, — принял он разумное решение, что вызвало у меня очередной приступ смеха.
От мысли написать его портрет я не отказался. Но ему пришла в голову другая, более ненормальная идея, чтобы я сделал ему татуировку. Мне это показалось дикостью, но Крис просто помешался на этом. В конце концов, он меня познакомил со своим знакомым, специалистом по этого рода искусству. Я научился довольно быстро и, наконец, счел себя достаточно компетентным.