Пылающие горы
Шрифт:
Войдя на кухню, Николай бросил на стол пакет с продуктами, сел на стул, закурил.
Вот и дождались. Герман вернулся. Ольга сейчас с ним. Знать бы, о чем они сейчас говорят. Как только Герман появился, то показал ей какие-то бумажки, отчего Ольга вдруг расплакалась. Что же это за документы такие предъявил ей комсорг? Может, письма, которые ранее супруга писала ему, обещая ждать? Может быть. Все может быть. Но скоро ситуация прояснится. Ольга придет за ребенком, и Николай не отпустит их. Пусть является Шевцов. Как его встретить,
Затушив окурок и быстро разложив продукты по полкам и ячейкам нового холодильника, Николай вышел в гостиную. Валера уже ждал его, сидя в удобном кресле, поджав под себя ноги. Есипов бодрым голосом спросил:
— Ты, как всегда, белыми играть собрался? А может, поменяемся мастью?
— Пожалуйста!
Парень показывал, что ему все равно, какими фигурами сделать майора. Начали игру! Есипов быстро проиграл. Это и понятно, его мысли были далеко от шахмат. Но он изобразил удивление:
— Стой, стой! Это как же ты загнал меня в угол?
Валера рассмеялся:
— Рокировку надо было вовремя провести!
— Да? Ну, ладно. Первая партия не в счет. Будем считать ее разминочной.
Но и вторую игру Есипов проиграл, посетовав:
— Вот непруха. И как я ладью твою проморгал?
Валера внимательно посмотрел на Есипова:
— Дядя Коль, о чем вы думаете?
— Как о чем? Об игре, конечно.
— Нет. Нехорошо говорить неправду. Вы думаете о маме?
— Да, Валера!
— Она тоже часто о вас говорила. В пример ставила. А правда, что вы с ней еще с детства знакомы?
— Правда! В твоем возрасте я ее за косички дергал. У мамы были такие длинные косички, удобно хватались.
Мальчик рассмеялся:
— А она что?
— Ранцем меня по голове! Я пытался увернуться, но не всегда это получалось.
Николай сам улыбнулся, вспомнив детство.
— А однажды был такой случай в школе. Мы с дядей Володей Соболевым сидели прямо за твоей мамой и ее подругой. Через парту. А урок был то ли по истории, то ли по географии, сейчас уже не помню. Но никто не писал, а слушал, поэтому ученики и сидели прямо. У мамы волосы в тот день в косу сплетены были, вот дядя Володя и решил дернуть ее. А мама словно ждала подвоха, положив портфель на свою парту. И получается так, дядя Володя дергает за косичку, а мама с разворота портфелем мне, да прямо под глаз. Потом неделю, наверное, синяк не сходил.
Валера рассмеялся:
— Вот ребята потешались, да?
— Да уж не без этого. Чаю еще будешь?
Мальчик отказался:
— Нет, спасибо! А сколько сейчас время?
Николай посмотрел на часы:
— Почти семь.
— Долго они что-то разговаривают.
— Давно не виделись.
Валера неожиданно спросил:
— А вы знаете, за что папу в тюрьму посадили?
Есипову пришлось солгать. Правда могла сделать очень больно ребенку:
— Нет, меня тогда здесь не было. Да и видел я твоего папу
— А мне говорили, что он наркотики продавал!
— Кто говорил?
— Дед Ермолай! И еще этот… дядя Петя, которого вы прогнали.
— Ну, нашел кому верить. Дед уже старый, не помнит, что вчера сам делал, а дядя Петя злил тебя. Такой уж он плохой человек. Так что ты слухам не верь. Подожди, и сам все узнаешь от мамы. Она лгать не будет. Но что-то они действительно долго беседуют. Могли бы подумать, что сыну ужинать пора.
В голове Николая мелькнула мысль, а не в постели ли они после долгой разлуки? Но тут же отогнал ее. Нет, этого просто не могло быть. Но почему не идет Ольга? За то время можно обо всем переговорить. Особенно если женщина поведала муженьку о своих отношениях с другим мужчиной.
И словно услышав мысли Есипова, в комнату вошла Ольга. Нехорошее предчувствие укусило Николая за сердце, как только он увидел лицо любимой. Оно было заплакано и печально. Наверное, пришлось вдоволь выслушать от Германа разной грозной фени.
Николай подошел к ней, хотел обнять. Но Ольга отстранилась, обратившись к сыну:
— Валера! Иди, пожалуйста, домой, мне с дядей Колей поговорить надо.
Ребенок воспротивился:
— Не пойду!
И добавил:
— Один не пойду! Я боюсь папу!
— Но он же твой отец, сынок?
— Все равно! Один ни за что не пойду!
Ольга вздохнула:
— Ну, хорошо, тогда выйди на кухню.
Николай спросил:
— Почему он должен куда-то идти? И о чем ты таком собираешься поговорить со мной, чего не должен слышать сын?
Но Валера сгладил ситуацию:
— Хорошо. Я выйду. Только, если можно, не на кухню, а в соседнюю комнату? И шахматы с собой возьму, можно?
Мальчик, прихватив доску, вышел из гостиной, плотно притворив за собой двери.
Ольга опустилась в кресло, где раньше во время игры сидел ее сын, и закрыла лицо ладонями.
Николай присел рядом:
— Что с тобой, Оля? Ну, что ты молчишь?
Женщина опустила руки на колени, подняла голову:
— Господи! Дай мне силы пережить все это!
— Что ЭТО? Оля! О чем ты?
Ольга взглянула на Николая. В глазах ее блеснули слезы.
— Коля! Милый, любимый! Прости меня, ради всего святого, прости!
Есипов опустился перед женщиной:
— За что я должен простить тебя?
— За все! Боже, как мне тяжело. Лучше бы я умерла.
Николай взял ее ладонь в свои руки:
— Успокойся! Приди в себя! Хочешь воды? А может, вина?
— Да какого вина, Коля? Я… я… нет, не могу!
— Что не можешь, Оля?
Женщина закрыла глаза, откинулась на спинку кресла и сказала вдруг, как выстрелила. Выстрелила прямо Есипову в сердце:
— Я не могу оставить Германа!
Николая словно током пробило.
— Что ты сказала?
— Я не смогу оставить Шевцова!