Пылающие сердца

Линдсей Джоанна

Кристен озадаченно нахмурилась. Из-за чего он так разозлился? Она подчинилась его требованию. Разве он не этого хотел? Или он рассчитывал, что она будет перечить? Может быть, он не хотел, чтобы она так легко сдавалась? Да, скорее всего, он ждал какого-нибудь предлога, чтобы наказать ее, чтобы выместить на ней свою злость, а она своим послушанием лишала его этой возможности.

Кристен не могла быть более далека от истины. Ройс пребывал в полной растерянности с той самой минуты, когда ее втолкнули к нему в комнату. Он сразу же почувствовал сильнейшее влечение к ней, и это так отличалось от того, что ему следовало бы испытывать

по отношению к ней, что он был просто ошарашен. Она вызывала у него отвращение. Он ненавидел ее, он ненавидел всех женщин такого сорта. И, однако, когда он увидел ее, первым побуждением его было дотронуться до нее. А когда поддался этому порыву, то обнаружил, какая у нее мягкая и нежная кожа.

Она была слишком красива, чтобы быть настоящей, и Ройс ненавидел себя за то, что она пробудила в нем желание, пусть даже всего на несколько мгновений. Хуже всего было то, что он позволил ей это увидеть. Пытаясь всячески унизить ее, он поступал так ради самого себя, а не для того чтобы задеть ее. Он вынужден был напоминать себе, кто она такая. Она готова была продать свое тело любому мужчине за определенную цену. Вне всякого сомнения, она побывала в объятиях всех мужчин на корабле. Она была обыкновенная норвежская шлюха. Ни одна женщина не могла вызвать в нем более сильного отвращения.

Но он вовсе не чувствовал к ней отвращения, и это-то и смущало его. Он ожидал, что она будет испуганной и покорной, как любая другая, оказавшаяся в ее положении. Она должна была съеживаться при виде его гнева и просить пощады. Тогда он мог бы ее презирать. Но вместо этого она постоянно сбивала его с толку. Она дерзко отвечала на его вопросы и улыбалась, когда он приходил в ярость. Она смеялась, когда он оскорблял ее. Как мог он бороться с этим необузданным влечением, когда она не переставала удивлять его своей непредсказуемостью?

– Может быть, мне лучше уйти? Ройс резко обернулся и смерил ее свирепым взглядом.

– Ты не будешь выходить за порог этого дома, женщина.

– Я имела в виду, что мне лучше избавить тебя от своего присутствия, поскольку совершенно очевидно, что оно очень тебя раздражает.

– Я зол вовсе не из-за тебя, - заявил он, и эта ложь с поразительной легкостью слетела с его языка.
– Но ты можешь идти. Только вначале надень вот это.

Он взял кандалы со стола и швырнул их ей. Кристен автоматически подхватила их на лету. Цепь обернулась вокруг ее запястья, и тяжелое железное кольцо ударило ее по локтю с такой силой, что она поморщилась. В ее руках эти кандалы могли превратиться в грозное оружие, но она даже не думала об этом. Она с ненавистью смотрела на эти оковы.

– Ты заставишь меня по-прежнему носить их?

Он коротко кивнул.

– Да, чтобы ты знала, что твое положение ничуть не улучшилось, а просто изменилось.

Она посмотрела ему прямо в глаза, и на ее лице промелькнула тень презрения.

– Я ничего подобного и не думала.
– Она опустила руку, цепь медленно раскрутилась, и кандалы упали на пол.
– Тебе придется самому надеть их на меня.

– Тебе нужно лишь защелкнуть их, женщина, - нетерпеливо приказал он, не правильно понимая ее отказ.

– Так сделай это сам, сакс!
– резко ответила она.
– Я никогда по собственной воле не стану ограничивать свою свободу.

Его глаза сузились при виде такой безрассудной смелости. Первой его мыслью было то, что надо немедленно сломить ее сопротивление, прежде

чем она почувствует свою силу. Но он подозревал, что обычной порки будет недостаточно для того, чтобы заставить ее отступить, а к большему он не был готов.

Ройс медленно подошел к ней, поднял кандалы и опустился на одно колено, чтобы небрежно защелкнуть их вокруг ее щиколоток. Кристен стояла неподвижно, глядя на его склоненную голову, на густые каштановые волосы, так близко от нее, что она могла дотронуться до них рукой. Очень жаль, что судьба уготовила им участь врагов. Она хотела бы встретиться с этим мужчиной при других обстоятельствах.

Он поднял на нее глаза. Не правильно истолковав причину грусти, которую прочел в ее взгляде, он неожиданно смягчился.

– Где твои сапоги?

– Эта старуха, Ида, сказала, что они не подходят для дома.

– Тогда будет лучше, если ты забинтуешь ноги, чтобы не стереть кожу.

– Какая разница, милорд? Это всего лишь моя кожа, а ведь я ниже самого последнего раба. Он встал и нахмурился.

– В мои намерения вовсе не входило дурно обращаться с тобой, Кристен.

Ее удивило, что он запомнил ее имя. Она даже думала, что он его не расслышал, поскольку на протяжении всего разговора называл ее просто “женщина”. Но после того как он снова, вопреки ожиданиям Кристен, заковал ее, она внезапно почувствовала смертельную обиду.

– Ах так, значит, со мной будут обращаться с такой же заботой, как с вашими домашними животными?

Он понял, что она обиделась на его предыдущие высказывания, но не собирался извиняться за них или чувствовать себя виноватым.

– Да, точно так же, ни больше, ни меньше. Кристен коротко кивнула, не желая показывать ему, как ее задели эти слова. Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за локоть, а когда она не остановилась, его рука скользнула вниз и сжала ее запястье. Подсознательно она отметила, каким горячим было это прикосновение. Она повернулась и взглянула ему прямо в глаза, но прошло еще несколько мгновений, прежде чем он выпустил ее руку.

– Поскольку ты не можешь спать в зале вместе с остальными слугами, потому что в этом случае мне придется приставлять к тебе стражника, тебе предоставят отдельную комнату, которую можно будет закрывать на ключ. А поскольку дверь будет заперта, я не вижу причин… - Он замолчал, нахмурился и резко закончил:

– Тебе ни к чему спать в этих кандалах. Я отдам ключ Иде, чтобы она снимала их на ночь.

Кристен не стала благодарить его. Она видела, что он уже жалеет о том, что поддался порыву и пошел ей навстречу хотя бы в этом. Вместо этого она повернулась к нему спиной и вышла из комнаты гордой походкой, насколько ей позволяла цепь, сковывающая ее движения.

Она это заслужила. Она заслужила все, что с ней произошло, за то, что ослушалась родителей и необдуманно пустилась на поиски приключений, обернувшихся страшным несчастьем. Неожиданно она почувствовала себя такой беспомощной, такой одинокой, разделенной со своими друзьями. Если бы Селиг был здесь, он бы знал, как поступить. Он подбодрил бы ее, прежде чем ее забрали в дом. Но Селиг был мертв. О Боже, Селиг!

Теперь, когда ей не нужно было скрывать своих чувств, она отдалась своему горю. Она тихо опустилась на пол между комнатой Ройса и лестницей. Слезы струились по ее щекам - роскошь, которую прежде она не могла себе позволить. Она оплакивала не только погибшего брата, но и саму себя.