Пылающие скалы
Шрифт:
Когда однажды Светлана не пришла, Кирилл, не находя себе места, промучился на сопке до темноты. Возвратившись на следующее утро, он был готов к самому худшему, опустошённый волнением и тоской. Если бы она не появилась к полудню, он бы отправился на поиски. Приняв столь простое и совершенно естественное решение, он едва не заболел от беспокойства. В голову лезли самые странные мысли. Всё казалось, что он нарушает какую-то заключённую между ними молчаливую договоренность, и это угнетало его временно помрачённую душу. Но, пожалуй, больше всего он страшился
Зато каким неожиданным счастьем опалило лицо, когда она вдруг вынырнула из-за белого камня. Выяснилось, что её куда-то возили и вообще навалилась уйма работы, а потом кто-то откуда-то нагрянул и пришлось до позднего вечера пить.
Заторможенное сознание Кирилла не улавливало подробностей, но от её торопливой, словно извиняющейся скороговорки остался неприятный осадок. Оказывается, она всё это время спокойно работала, болтала с друзьями, потягивала коньяк. А он умирал. И наверное, уже умер, потому что существование, на которое обрёк себя, недостойно называться жизнью. Так и швыряло его из крайности в крайность: от готовности к бунту против поработившей его злой силы до полной покорности ей.
— Что с тобой, Кира? — услышал он из своего далёка грустный голос Тамары. — Ты не болен?
— Я здоров. — Кирилл вздрогнул и поморщился, как от удара. — А в чём, собственно, дело? — бросил с вызовом, взглянув на часы.
— Ты бы на себя поглядел… Где-то целыми днями пропадаешь, не ходишь на тренировки. Ребята, между прочим, обижены.
— Чему обижаться? — укоризненно вздохнул Кирилл. — Я же никому не делаю зла, даже тебе, Тома.
— Да, зла ты не делаешь, но в коллективе так себя не ведут. Ведь здесь не какой-нибудь дом отдыха, а спортлагерь. Есть определённый распорядок, режим.
— Значит, меня отчислят за нарушение, — он покорно кивнул. — Может, и телегу в институт накатают?
— Кому ты нужен, осёл! — Она пренебрежительно передёрнула бронзовыми плечами. — Живи себе как знаешь.
— Откуда такое всепрощение? — Он пытался скрыть свою растерянность гаерским тоном. — Я бы на вашем месте обязательно принял меры.
— Но ты на своём месте, — печально возразила Тамара. — И времени уже не осталось перевоспитывать. — Она отрицательно помотала головой. — Всего неделя.
— Шесть дней, — уточнил Кирилл.
— Тем более… Так что с тобой всё-таки происходит? Мне очень жалко тебя, Кирилл.
— Не знаю, Рыбка, — откликнулся он с внезапной теплотой. — Ты не жалей… Всё пройдёт, как-нибудь утрясётся.
— Кто эта женщина? — тихо спросила Тамара, пряча глаза.
— К-какая женщина? — внутренне сжавшись, переспросил Кирилл.
— С которой ты шляешься каждый день! — бросила она, не сдержавшись.
— Зачем так грубо, Тамара? — Кирилл понимал, что она по-своему мучается, но не находил в себе сил сострадать. — Если будешь продолжать в подобном тоне, то лучше давай прекратим, — чужие, никак не свойственные ему слова сами сорвались с языка.
— Прости, — сразу опомнилась она. — Я не хотела…
— Не знаю, Рыба. — Кирилл через силу прервал затянувшееся молчание. Впервые за все эти полубредовые дни кто-то спросил его о Светлане и он мог говорить о ней вслух. Какое это было блаженное облегчение! — Наверное, очень…
— Вы были раньше знакомы? — Тамара продолжала выпытывать с затаённой подозрительностью. — Она что, правда из МГУ?
— Ты-то откуда знаешь? — слегка удивился он, но тут же понял, что Томке и, очевидно, не ей одной уже многое известно о Светлане, наверняка больше, чем знает он сам. Шевельнулось намерение поддержать разговор, не столько с целью узнать что-то новое, сколько из неизведанного щекочущего наслаждения произносить её имя.
— Давай лучше не будем об этом, — с нажимом отрезал он, устыдившись. — Ладно?
— Как хочешь, но имей в виду: тут её многие знают… Между прочим, ей намного больше лет, чем кажется… Или ты уже знаешь?
— Я ничего не хочу знать, — отчеканил Кирилл.
— И даже о её прошлом? — с внезапным остервенением выкрикнула Тамара, блеснув боковыми коронками.
— Перестань! — Кирилл больно сдавил ей локоть. — Тебя это никак не касается, слышишь?
— Конечно, — её голос сорвался. — Кто я тебе? И кто ты мне?
— Именно, — он отпустил её отталкивающим движением. — Молодец, что всё правильно понимаешь.
— Но ты дурак, Кира! — Она укрыла ладонью побелевшие следы от его пальцев. — Какой же ты дурак!
— Извини, но мне пора, — опять взглянув на часы, бросил он отчуждённо.
Ночью прошёл дождь, и раскисшая глина тяжело налипала на резиновые подошвы. Над болотом ещё висел туман. Вершины сопок исчезли, словно срезанные ножом. Даже ближайшие деревья смутно, как на недодержанном снимке, прорисовывались в молочной пустоте. Едва ли сверху можно было увидеть дорогу.
Однако за седловиной, где тропу пересекал залитый ржавчиной олений след, видимость стала лучше. Там вовсю задували ветра, открывая голубые провалы бухт, хоть и смазывала морской горизонт матовая завеса, за которой полыхал жаркий поляризованный свет.
Светлану Кирилл застал на скале у песчаного пляжа.
Впервые она пришла сюда так рано, впервые — раньше него.
— А я ждала вас, — просто сказала она, протянув руку. — И немного волновалась, что вы не придёте.
— Я не мог не прийти. — Он бережно погладил её тонкие пальцы и вдруг горячо, истово приник к ним дрожащими губами. — И вы это знаете.
— Знаю. — Она легонько коснулась его волос и осторожно отняла руку. — Но сегодня особый случай. Я пришла проститься с вами, Кирилл.
— Проститься? — он задохнулся, как от удара. — Но почему?! — спросил неповинующимися губами.
— Мне придётся уехать на остров Попов, — объяснила она с непривычным для Кирилла участием. — Я узнала об этом только вчера вечером и сразу подумала о вас… Ведь вы тоже скоро уезжаете, правда?
— Через шесть дней, — пробормотал он, одолевая тупую расслабленную усталость. — А вы надолго?