Пылающий берег (Горящий берег)
Шрифт:
Он встал и, все еще покачивая головой, начал готовиться к ночному переходу.
Сантэн заметила, что, прилаживая плащи и сумки, маленькие люди были необычно серьезны. Х’ани подошла к ней и проверила ремень сумки, потом наклонилась и поправила брезентовые обмотки на ногах Сантэн.
— В чем дело?
Их серьезность встревожила Сантэн.
Х’ани поняла вопрос, но не стала ничего объяснять. Она просто окликнула девушку, и они вдвоем встали за О’ва.
О’ва возвысил голос.
— Дух Луны, освети нам ночь, чтобы
Он закончил короткий танец, подпрыгнув и топнув маленькой, как у ребенка, ногой. Этого пока было достаточно — небольшой аванс, остальное будет выплачено позже, если духи выполнят свою часть договора.
— Пойдем, старая бабушка, — сказал он. — Следи, чтобы Нэм Дитя всегда была рядом с тобой и не отставала. Ты знаешь, что мы не сможем вернуться и искать ее, если она отстанет.
Когда светлый шар луны поднялся над горизонтом и покатил по звездным небесам, О’ва знакомой быстрой трусцой, чуть покачиваясь на ходу, начал свой бег вверх по откосу берега к началу долины.
Странно было идти ночью: пустыня выглядела по-новому, загадочно, дюны в пятнах лунного света и пурпурных теней казались выше и ближе, долины между ними превратились в каньоны тишины. А над головой расстилался звездный полог; Млечный Путь и Луна казались Сантэн невероятно яркими и близкими. У нее возникла иллюзия, что стоит только поднять руку — и она сорвет звезду, как спелый плод с куста.
Шум океана стоял в ушах еще очень долго после того, как тот скрылся из глаз, а мягкий шелест сыпучего песка под ногами походил на эхо ласкавшего желтый берег прибоя, и воздух охлаждало дыхание зеленых вод.
Почти половину времени, какое понадобилось луне, чтобы достичь зенита, они шли по долине меж дюнами, и внезапно Сантэн угодила в самое пекло. После охлажденного океаном воздуха она словно наткнулась на сплошную преграду. Девушка удивленно ахнула, и Х’ани, не останавливаясь, сказала:
— Начинается.
Но этот участок они миновали быстро, и по контрасту воздух за ним показался таким холодным, что Сантэн задрожала и плотнее завернулась в плащ.
Долина повернула. Когда они обогнули гигантскую дюну, на которой кровоподтеками темнели лунные тени, пустыня снова дохнула на них.
— Держись ближе, Нэм Дитя.
Но жар был таким вязким и тяжелым, что Сантэн показалось, будто она идет в потоке лавы. В полночной пустыне было жарче, чем в котельной их дома в Морт-Омме, где печь топили дубовыми дровами. Когда девушка вобрала этот жар в легкие, ей показалось, что он ворвался в тело как разрушитель и с каждым выдохом, словно вор, утягивал всю питавшую организм влагу.
Они остановились всего раз, совсем ненадолго, сделать по глотку воды из бутылок. И О’ва и Х’ани внимательно смотрели, как Сантэн подносит бутылку к губам, но ни один не стал ее одергивать.
Когда
Топлива для костра не было, и Х’ани протянула Сантэн кусок высушенной на солнце рыбы, завернутый в водоросли, но девушка слишком устала и перегрелась, чтобы есть; к тому же она боялась, что еда усилит ее жажду в грядущий день. Она выпила свою порцию воды из бутылки, встала и устало отошла в сторонку. Однако как только она присела, Х’ани резко вскрикнула и кинулась к ней.
— Нет! — повторяла она. Сантэн смутилась, пришла в замешательство, но старуха порылась в сумке и извлекла оттуда сухую тыкву, которой пользовалась как чашкой и половником.
— Сюда…
Она протянула тыкву Сантэн. Та не поняла. Х’ани раздраженно отобрала у нее тыкву и, держа между ногами, помочилась в нее.
— Делай так.
И она вернула тыкву Сантэн.
— Не могу, Х’ани, не могу на глазах у всех, — взмолилась Сантэн.
— О’ва, иди сюда, — позвала Х’ани. — Покажи ребенку.
Старик подошел и шумно подкрепил демонстрацию Х’ани.
Несмотря на смущение, Сантэн не могла не почувствовать зависть. «Насколько ему удобней!»
— Теперь ты!
Х’ани снова протянула ей тыкву, и Сантэн капитулировала. Она скромно отвернулась и под громкое подбадривание обоих стариков добавила свой звонкий ручеек в общую тыкву. Х’ани с торжеством унесла ее.
— Быстрей, Нэм Дитя, — позвала она. — Скоро придет солнце.
И она показала Сантэн, как выкопать в песке неглубокую ямку и лечь в нее. В склон дюны на противоположной стороне долины ударило солнце, и его жар отразился, как от зеркала из полированной бронзы. Все легли в свои ямки в узкой тени.
Солнце поднималось все выше, и тень дюны сокращалась. Жара усиливалась, очень скоро все вокруг превратилось в мираж, за серебристой дымкой которого дюны словно бы затанцевали. А потом запели пески. Воздух наполнился низким, вибрирующим звуком, как будто пустыня стала резонатором для невидимого гигантского струнного оркестра. Звук то поднимался, то падал, замирая где-то вдалеке, и все начиналось сначала.
— Пески поют, — негромко сказала Х’ани, и Сантэн ее поняла.
Она лежала, прижавшись ухом к земле, и слушала удивительную музыку пустыни.
Жара продолжала усиливаться, и, следуя примеру бушменов, Сантэн накрыла голову брезентом и лежала неподвижно. Было слишком жарко, чтобы спать, со звуками моря накатывались плотные горячие волны, и она впала в полузабытье.
Солнце двигалось к зениту, становилось все жарче, тени таяли, никакого облегчения не было, некуда было спрятаться от этого безжалостного хлыста. Сантэн дышала тяжело, как искалеченное животное, и каждый короткий мелкий вдох опалял горло и сжигал силы организма.
«Хуже быть не может, — говорила она себе. — Сейчас это закончится, и скоро станет прохладней».