Пылающий берег (Горящий берег)
Шрифт:
— Он тяжело ранен! — крикнул кто-то из пилотов.
— Да, ему досталось.
SE5a круто повернул и опустил нос, едва не задевая деревья.
— Он пробует вынужденную посадку!
Кое-кто из пилотов перепрыгнул через стену террасы и побежал по газону, лихорадочно сигналя поврежденному самолету:
— Сюда, Майкл! Не опускай нос!
— Не тормози! — крикнул другой. — Сорвешься в штопор! Прибавь газу! Открой дроссель!
Все выкрикивали бесполезные советы, а самолет тяжело снижался к открытой лужайке.
— Мишель! — выдохнула Сантэн,
Остался последний ряд деревьев, старые буки, на которых только начали лопаться почки. Они окаймляли самый дальний от шато газон. Желтый SE5a опустился за них, мотор заглох.
— Вверх, Майкл! Подними его! Проклятье!
Все кричали, и Сантэн добавила свою мольбу:
— Пожалуйста, Мишель, перелети через деревья. Приди ко мне, дорогой.
Мотор снова взревел, и все увидели, как машина взвилась, точно большой желтый фазан, взмывающий из укрытия.
— У него получится.
Все видели — нос чересчур задран, машина словно зависла над темными безжизненными ветвями, они тянулись к ней, как когти чудовища. Потом желтый нос снова опустился.
— Перелетел! — воскликнул один из пилотов, но тут колесо шасси задело тяжелую кривую ветвь, SE5a перевернулся в воздухе и упал.
Он ударился о землю на самом краю лужайки, приземлившись на нос. Вращающийся пропеллер разлетелся белыми осколками, затрещали деревянные рамы корпуса, и вся машина сложилась, раздавленная, как бабочка; ярко-желтые крылья согнулись вдоль фюзеляжа, и Сантэн увидела Майкла.
Он весь был в собственной крови, залившей даже лицо. Запрокинув голову, он свисал из кабины на ремнях, как человек на виселице.
Офицеры бежали по лужайке. Сантэн видела, как генерал бросил стакан и перепрыгнул через стену террасы. Он бежал во весь дух, неровной из-за хромоты походкой, но догонял молодых людей.
Первый из них уже почти добежал до разбитого самолета, когда того с волшебной внезапностью охватило пламя. Огонь с ревом и грохотом взвился вверх, бледное, но увенчанное черным дымом, и бегущие остановились, замешкались и стали отступать, закрывая лица от жара.
Шон Кортни прорвался сквозь них; он бежал прямо в огонь, не обращая внимания на волны жара, но четверо молодых офицеров бросились вперед, схватили его за руки и плечи и оттащили назад.
Шон с такой силой рвался из их рук, что, чтобы удержать его, пришлось подбежать еще троим. Шон издавал низкий нечленораздельный рев, как попавший в западню буйвол, и пытался дотянуться сквозь пламя до человека, застрявшего в разбитом корпусе желтого самолета.
Потом внезапно рев оборвался, и Шон обмяк.
Если бы его не держали, он осел бы на колени. Руки его повисли вдоль тела, но он продолжал смотреть в огонь.
Несколько лет назад, в гостях в Англии, Сантэн со страхом зачарованно смотрела, как дети хозяев жгут на костре в саду чучело английского убийцы по имени Гай Фокс. Чучело было изготовлено очень искусно; когда его охватило пламя, оно почернело — и задергалось,
Все было как в том кошмаре. Она не могла оторвать взгляд от чучела, которое почернело и начало сморщиваться, его руки и ноги дергались и медленно сгибались в жару. Крик заполнил ее голову, оглушил. И только тут Сантэн поняла, что кричит не Анна — кричит она сама. Полные боли звуки рвались из ее груди; жесткие, как осколки разбитого стекла, они терзали ее горло.
Она почувствовала, как сильные руки Анны поднимают ее, уносят от окна. Она отчаянно боролась, но Анна оказалась для нее слишком сильна.
Она уложила Сантэн в кровать, прижала ее лицо к своей обширной мягкой груди, заглушая дикий крик. Когда, наконец, девушка затихла, Анна погладила ее по волосам и начала мягко укачивать, напевая, как делала, когда Сантэн была маленькой.
Майкла Кортни похоронили на кладбище в Морт-Омме, на участке, отведенном семье де Тири.
Хоронили его ночью при свете фонарей. Офицеры выкопали могилу, и священник, который должен был венчать молодых, прочел поминальную молитву.
— Я есмь воскресение и жизнь, — сказал Господь [35] .
Сантэн стояла об руку с отцом, ее лицо было закрыто черной вуалью. За другую руку ее держала Анна.
Сантэн не плакала: после того как она перестала кричать, у нее не было слез. Как будто пламя выжгло ее душу, и там стало сухо, как в Сахаре.
— Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай… [36]
Слова доносились издалека, словно из-за преграды.
35
Евангелие от Иоанна 11:35.
36
Псалмы 24:7.
«У Майкла не было грехов, — думала она. — Он не совершал преступлений, и да, Господи, он был молод, так молод. Почему он должен был умереть?»
Шон Кортни стоял по другую сторону наспех вырытой могилы, а в шаге за ним — его шофер и слуга Сангане. Сантэн никогда раньше не видела плачущего чернокожего. Его слезы блестели на бархатной коже, как капли росы на лепестках темного цветка.
— Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями [37] .
37
Иов 14:1.