Пылающий Эдем

Плейн Белва

Он закончил в последнюю ночь каникул. Аккуратно, без ошибок переписав работу, он лег спать усталый, но возбужденный, не зная, насколько ценно то, что он сделал.

Два дня спустя отец Бейкер вызвал Патрика в свой кабинет.

– Кто тебе помогал? – спросил он.

– Никто.

– Ты уверен?

– А кто мог бы? – просто ответил Патрик.

– Это работа, достойная стипендии, – сказал отец Бейкер. Он задумчиво перелистал страницы. – Я не ожидал такой вдумчивой работы. Ты, наверное, потратил много дней. Что тебя заставило взять эту тему? Можешь сказать?

Патрик колебался:

– Все началось из-за китайца А Синга.

Я знаю его с четырех или пяти лет…

И он рассказал, как впервые задумался о внешнем сходстве китайца и индейца.

– Потом я стал думать, наверное, эти мысли всегда были со мной, о своих предках. Об Африке, хотя я представляю ее очень смутно. Потом я думал о церквах и маленьких английских деревнях, таких, как на картинке в учебниках. И о Сен-Фелисе, – он смутился, признавшись, что воспринимает окружающее в виде цветных картинок. Николас говорил ему, что люди, подобные Да Кунья – евреи, и они пришли сюда первыми. Странники, библейский народ – что их привело сюда?..

По мере того, как он продолжал, его речь набирала уверенность:

– Остров, на котором мы живем, такой маленький! Но здесь столько разных людей со всех концов света, они живут вместе и в то же время разделены, не знают друг друга. Я думал: неужели весь мир такой? Люди перебираются с места на место, являются частью друг друга, но не хотят этого.

Отец Бейкер смотрел на него так пристально, что Патрик остановился. Неужели он выглядит дураком?

Потом отец Бейкер отвел глаза. Патрик рассматривал вздувшиеся вены на висках, запачканную, потрепанную одежду, затем последовал за взглядом учителя – за окно, откуда с игровых полей доносились голоса соревнующихся.

Скоро я уйду отсюда, подумал он, и почувствовал боль. Уйдет от книг и друзей, от человека, сидящего здесь.

Отец Бейкер повернулся к своему столу, взял карандаш, начертил какую-то круглую фигуру, потом заговорил:

– Что ты собираешься делать со своей жизнью, Патрик?

– Ну, я думаю найти работу… – Он полагал или, скорее, его мать полагала, что он может обратиться в «Барклиз банк». Там работали клерки с достаточно светлой кожей. – Может быть, в банке, – закончил он.

– Ты этого хочешь?

И в это мгновенье он осознал, что давно подспудно желал совсем другого.

– Чего я по-настоящему хочу, так это учить. Учиться самому и учить. Как вы… но… не как священник, – запинаясь закончил он и понял, что, кажется, проявил бестактность.

– Я понял. Ты без труда получишь разрешение преподавать в начальных классах, когда закончишь школу. Но такому, как ты, нужно ехать в Англию, в университет. Было бы неплохо, если бы ты смог поехать туда вместе со своим другом Николасом, а?

Конечно, неплохо. Но, может быть, отец Бейкер не знал, как он беден? Может, он думал, что Патрик – это второй Николас?

Но нет:

– Без сомнения, часть расходов покроет стипендия.

Этого будет недостаточно. Мысли его побежали, но он одернул себя. Ничего не выйдет. Чего бы он ни захотел, этого всегда будет больше, чем он сможет себе позволить.

– Что ж, подумай об этом, – произнес отец Бейкер и поднялся.

Эта новая мысль не давала Патрику покоя. Он даже не поделился ею с Николасом. Отчасти потому, что был довольно скрытным, даже с лучшим другом, отчасти потому, что был реалистом и не собирался тратить время на пустые разговоры. Но он пошел на пристань и смотрел на корабли и даже

на рыбачьи шхуны с неизвестной ему прежде тоской.

Как-то вечером дома он вдруг сказал:

– Учитель считает, что моя работа о карибах отличная.

– Очень хорошо, очень хорошо, – кивнула Агнес.

– Он полагает, что мне следует поехать в Англию. В университет.

– Он полагает? Может, он и денег на это даст?

– Я могу получить стипендию.

– А остальное?

– Я не знаю.

– Ну и я не знаю. Думаю, что ты останешься здесь, подыщешь хорошую работу и будешь вполне доволен. И выкинешь из головы все глупые мысли.

Патрик покраснел. Разумеется, все это только фантазия, то, о чем надо забыть. Но он не мог. Он думал о мисс Огилви, не слишком-то образованной, заставлявшей зазубривать имена европейских королей и генералов и ничего не рассказывавшей о великом «темном континенте», выходцами откуда были ее ученики. Он сравнил ее с учителями школы для мальчиков и был поражен. А ведь там, в Кембридже, все знания мира: они собраны, они ждут, но только немногие могут пользоваться ими! Он подумал о рабочих на плантациях, которые не знают ничего. Интересно, те, кто живут в больших домах, такие, как старый мистер Кимбро или… или Тэрбоксы из Драммонд-холла, может и они невежественны по-своему, не знают ничего, что лежит за стенами их красивых жилищ.

Его охватила холодная безнадежность.

– Так ты хочешь поехать? – внезапно вернулась к разговору Агнес спустя несколько дней.

– Поехать? – повторил он.

– В Англию! В университет! О чем мы говорим?

– Мы об этом не говорим, – сердито ответил он, – это невозможно, и я об этом знаю.

– Может быть, ты и прав, – сказала она через какое-то время.

– Насчет чего, – спросил он, отрываясь от домашнего задания.

– Так, ничего, я просто думаю вслух, – и после паузы, – Я имею в виду, правильно, что мы не обсуждаем твою учебу в Англии.

– Я прав. И я не хочу больше об этом слышать!

– Не разговаривай со мной таким тоном. Мне не нравится твой голос.

Он не поднял головы, и она вышла из комнаты. Однако через одну или две недели она сказала ему:

– Я ненадолго уезжаю и закрываю магазин. Думаю, ты сумеешь приглядеть за хозяйством.

Первой его мыслью было, что она почувствовала ностальгию по Мартинике.

– Куда ты едешь, мама?

– В Нью-Йорк.

– В Нью-Йорк! – с удивлением воскликнул Патрик. По ее знакомой лукавой улыбке он догадался, что несмотря на свою резкость, она наслаждается его изумлением.

– Да. У меня там дела.

– Дела в Нью-Йорке? А как ты туда доберешься?

– Зафрахтую самолет.

– Значит, ты вернешься?

– Естественно, вернусь! У меня там небольшое личное дело, только и всего! Я что должна тебе обо всем докладывать? – она дотронулась до его волос. – Тебе не о чем беспокоиться. Я вернусь домой через несколько недель. И тогда все будет по-другому.

Глава 5

Некоторое время спустя Тереза вспоминала тот день, как мерцающий зеленый цвет, проступающий сквозь непрерывный грустный дождь, падающий на низкие горы Нью-Джерси. Она привыкла соотносить места и людей с цветом: ее озабоченный муж – серый, как пасмурное небо, дети – розовые, нежные, как лепестки. Когда-то Элевтера связывалась в ее представлении с синим блеском, но это было давно.