Пылающий Эдем

Плейн Белва

Николас согласился:

– Я всегда считал, что мы должны уменьшить нашу зависимость от экспорта сельскохозяйственных культур и поднять нашу агротехнику на более высокий уровень. Наше министерство образования должно позаботиться об этом. Он повернулся к Патрику:

– Когда меня изберут, а меня изберут, я сделаю тебя министром образования. Необходимы тесные связи между образованием и проблемами труда. Этот вопрос должен быть тщательно проработан, и, очевидно, сегодня я к этому еще не готов, и, может быть, не буду готов завтра.

Банкир

Элиот Бейтс, белый, сказал:

– Вы сами видите, как тесно все взаимосвязано. Для модернизации сельского хозяйства вам будут необходимы инвестиции. Я бы советовал вам не препятствовать этому. Примите это в качестве пожелания, – доброжелательно закончил он.

Николас спокойно ответил:

– Конечно, мы не собираемся препятствовать тем, кто может помочь нам построить лучшую жизнь, мистер Бейтс, я уверяю вас, – он поднялся. – Ну, на сегодня, я думаю, достаточно. Спасибо всем, что вы пришли.

Патрик и Николас вместе спустились по лестнице:

– Это было превосходно, – сказал Патрик с восхищением, – тебе удалось объединить всю эту разнородную массу. Ощущалось полное единство зала.

– Я люблю решать трудные задачи, – искренне ответил Николас, – но позволь тебе сказать, что наше будущее не будет столь безоблачным, если мы не найдем деньги. Много денег. Не для избирательной компании, конечно, а для поддержки тех проектов, в которых все заинтересованы. Как сказал Элиот Бейтс, мы нуждаемся в инвестициях. Нам нужны средства для того, чтобы построить эту проклятую птицефабрику.

Они спустились вниз по Причальной улице.

– Может быть, тебе будет неприятно это услышать, но весь уик-энд я провел в Элевтере в разговорах с Фрэнсисом.

– Он тебя принял? Николас засмеялся:

– Я не буду обращать внимание на твой сарказм. Да, он всегда меня принимает, ты это знаешь. У нас прекрасные сердечные отношения.

Патрик ничего не ответил.

– Я, действительно, нуждаюсь в том, чтобы он был на нашей стороне, – сказал Николас.

– У всех плантаторов шоры на глазах, – Патрик с неудовольствием подумал, что не может сдержать горечь, и попытался придать своему голосу безразличный тон. – Они предпочитают верить в то, что независимости не будет. Делай вид, что ничего не замечаешь, и все пройдет.

– Нет, они все прекрасно понимают. По крайней мере, Фрэнсис не похож на остальных. Внешне он кажется сдержанным, но на самом деле – это мягкий человек. Не забывай, к тому же, что через него мы связаны с его классом. Они собираются принять участие в голосовании, и я хочу, чтобы он убедил их проголосовать за нас.

То, что я чувствую, – подумал Патрик, просто-напросто ревность. Раньше они друг друга не знали. Это я познакомил их.

Он сказал:

– Они проголосуют за нас, потому что знают, что другая сторона ничего им не даст: в их рядах раскол и они бездействуют.

– Я согласен, но никогда нельзя быть заранее уверенным… Он сказал, что не хочет быть вовлеченным в политику, хотя он сделал мне прекрасный

подарок. Может быть, для того, чтобы избавиться от меня, – Николас снова засмеялся с уверенностью человека, который знает, что все идет в нужном ему направлении. – Серьезно, Патрик, мне стыдно за вас обоих. Полностью порвать отношения! Ему я сказал то же самое. Я не перестаю вам обоим об этом говорить.

– Да?

– Не прикидывайся, что не понимаешь! Он считает тебя подстрекателем. И о Кэт он того же мнения.

Патрику хотелось, чтобы Николас сменил тему разговора и в то же время хотелось больше узнать. Ему пришло в голову, что вот так же зеваки смотрят на жертву несчастного случая, испытывая одновременно отвращение и любопытство.

– И их обоих мне тоже жалко, – продолжал Николас, – только не делай вид, что тебе ничего неизвестно!

Патрик молчал.

– Верен, несмотря на измену? – Николас дотронулся до плеча Патрика, – извини, я вовсе не смеюсь над тобой, не сердись. Ты знаешь, я уважаю твои принципы. Я уважал их еще тогда, когда нам было по двенадцать лет. Но дело в том, что по городу ползут слухи, и все, кроме тебя знают про Кэт и Фрэнсиса. Кажется, одной только Марджори Лютер ничего неизвестно.

– Тем лучше для нее, – сухо сказал Патрик.

– Это, действительно, так. Мне не очень-то нравится эта женщина. Тип Белоснежки не в моем вкусе, хотя, должен признать, что она неплохо ко мне относится. И, в конце концов, нельзя же быть бессердечным. Эти двое несчастных связаны ребенком. Представляю, что они чувствуют, дав жизнь такому существу и зная, что с этим им придется жить до конца. А вот и моя жена.

На обочине стояла европейская спортивная машина, за рулем которой сидела Дорис Мибейн. Она помахала им рукой, зазвенев браслетами.

– Патрик! Надеюсь ты передумал?

В первое мгновение он даже не понял, о чем она спрашивает. Затем до него дошло.

– Ты имеешь в виду поездку в Европу? – спросил он.

– Ей так этого хочется, Патрик. Она прямо умирает от желания поехать туда! – ответила Дорис.

– Ты окажешь мне большую услугу, – поддержал ее Николас, – ты же знаешь, что я буду занят на конференции в Лондоне, а я обещал Дорис, что она пробудет две недели во Франции, пока я буду работать. Я не хочу, чтобы она ехала одна. Дезире составила бы ей компанию. Тебе бы это ничего не стоило, – мягко добавил он.

– Я знаю. Я ценю твое предложение, поверь мне, – ответил Патрик, – в жизни человека встречается немного таких друзей, как вы оба. О, это трудно объяснить, – он сделал усилие, стараясь не показаться неблагодарным, – но все семьи разные. Боюсь, что у нас с Дезире сейчас ничего не получится. Может быть, в другой раз. И я был бы вам очень признателен, если бы вы больше не говорили с Дезире на эту тему.

– Хорошо. Конечно, это твое дело, – холодно сказала Дорис. Патрик увидел, что она злится. – Может быть, в другой раз, как ты говоришь. Тебя подвезти?