Пылающий камень (ч. 1)
Шрифт:
Алан вздрогнул и проснулся. До него донеслись песнопения монахов — они как раз служили Ноны, но их пение звучало в ушах как погребальный колокол. Ему вдруг вспомнился Лэклинг, как он приманивал воробьев и каким восторгом озарялось его лицо, когда они садились к нему на ладонь и клевали с руки. В комнате было светло Ревность по-прежнему лежала у него на руках, Алан осторожно отодвинул собаку, она даже не шевельнулась, словно окаменела.
— Сын. — Рядом стоял Лавастин. Он ласково погладил Алана по щеке. — Оставь ее…
Ревность тихонько взвизгнула, потом по ее телу прошла легкая судорога.
— А где Таллия? — спросил Алан шепотом.
— Пока ты спал, она пошла в часовню помолиться. Так будет лучше всего. Господь милостив.
Лицо графа было спокойно, лишь печаль, звучащая в его голосе, выдавала его горе. Он положил руку на голову Ревности, та дышала все тяжелее, но наконец и вовсе затихла.
Собаки, молчавшие до этого весь день, начали выть. Их шерсть пахла мускусом, и Алану этот запах напомнил тяжелые благовония погребального обряда.
Лавастин уселся на кровать и задумался. Алан приподнял с колен тяжелую голову Ревности и всмотрелся в потухшие глаза. Тело собаки окоченело и стало таким тяжелым, словно превратилось в камень, даже уши стали жесткими, как будто их вырезали из жести. Алан расплакался и разжал руки — голова Ревности тут же тяжело упала вниз.
Лавастин погладил сына по голове и произнес:
— Ты больше ничем не можешь ей помочь, сынок.
Слуги едва удерживали остальных гончих, которые рвались в комнату. Горе глухо рычал, другие псы вторили ему. На пороге появился высокий мужчина.
— Ваше высочество… — Лавастин поднялся навстречу принцу.
Ужас бросился вперед, волоча за собой слугу, который, пытаясь его удержать, повис на цепи всем телом. Другие собаки зарычали. Однако принц в упор уставился на гончих и зарычал в ответ.
И Ужас отступил, показывая остальным собакам, что этот человек заслуживает уважения, а то и дружбы. Принц осмотрелся и опустился на колени перед Ревностью. Лишь едва заметное напряжение его позы показывало, что принцостается настороже и готов в любую секунду отразить нападение. Но собаки сидели тихо, лишь Ярость скалила зубы и косилась на пришельца.
Алан вытер слезы и попытался приветствовать гостя, но горло так сдавило, что он не мог вымолвить ни слова.
— Я слышал о том, что произошло, — сказал принц, — и помог обыскать все кусты по берегам реки, но мы ничего не нашли. Гадюка, должно быть, уползла в свою нору. — Он снова в упор взглянул на собак. Ярость рычала, но не двигалась с места — она чувствовала в нем достойного противника. — Я бы хотел осмотреть рану.
— Благодарю вас. — В голосе Лавастина звучало уважение. Алан попытался перевернуть Ревность, но не смог — она стала невероятно тяжелой.
— Странно, — заметил Санглант, осмотрев лапу, — такое ощущение, словно она действительно превратилась в камень, а не просто окоченела. — Он наклонился и обнюхал тело, как это обычно делают собаки.
Слуги
— От нее пахнет эйка. — Принц покачал головой и встряхнулся, как собака, выбравшаяся из воды. Он ощупал уши и нос Ревности, каменно твердые и сухие. — Вы уверены, что ее укусила гадюка?
— А что еще это могло быть? — спросил Лавастин. — Она все время была здесь и не выходила за порог комнаты. — Он показал на дверь, словно призывая ее в свидетели случившегося.
— Ты ничего не видел? — Санглант пронзительно посмотрел на Алана. У принца были зеленые глаза пантеры, которую неожиданно выпустили из клетки на свободу, и теперь она ожидает выстрела в спину.
— Я был не здесь. — Алан покраснел.
— Разумеется, — пробормотал принц. — Прошу прощения. — Он осторожно подошел к окну и выглянул, словно ожидая кого-то увидеть, а потом снова повернулся к графу и продолжил: — У эйка я видел тварь, которую Кровавое Сердце держал…
Произнеся имя своего врага, Санглант замолчал и, казалось, погрузился в воспоминания, рассеянно трогая железный ошейник. Заметив это, он резко отдернул руку. По его бронзовым скулам пополз яркий румянец.
Лавастин внимательно слушал, теребя поводок Ревности, то завязывая узлы, то снова их развязывая.
Наконец Санглант нетерпеливо тряхнул головой, словно отбрасывая неприятные мысли.
— Нет, невозможно, чтобы эта тварь сумела добраться сюда, — ведь мы ехали верхом и нигде не останавливались, а она не больше крысы, значит, не может передвигаться так быстро.
— Я не вполне понимаю, о чем вы говорите, ваше высочество. — Лавастин знаком приказал слугам удалиться, и они оставили графа, его наследника и принца наедине.
Санглант едва слышно прошептал:
— Да охранит меня Владычица. — Казалось, он безуспешно пытается преодолеть себя и сказать о чем-то важном. — Одно я знаю точно: это проклятие. — Он говорил медленно, словно опасался, что язык откажется ему повиноваться — так неопытный всадник боится своей лошади. — Проклятие, которое сотворил Кровавое Сердце, чтобы защитить себя от любого человека или эйка, который захочет его убить. Лучше бы вам, граф Лавастин, и всем вашим людям ехать вместе со мной. Я… в какой-то мере я защищен от этого проклятия. Если же кто-то и сумеет пробраться сюда, мы с вашими собаками сумеем изловить его.
Санглант положил руку на лапу Ревности и прикрыл глаза.
Внезапно он сорвался с места, собаки нервно залаяли.
— Тихо! — прикрикнул Лавастин, и они послушно замолчали.
— Эта тварь охотится вовсе не за вами, — мрачно сказал Санглант. — На самом деле она ищет ее. Ведь именно она покончила с Кровавым Сердцем.
Произнеся это, принц без объяснений и извинений выбежал из комнаты. Лавастин и Алан услышали, как он стремительно прошел по коридору, а когда шаги стихли, послышался шепот слуг, обсуждавших поспешный уход принца.