Пылающий остров (изд. 1956г.)
Шрифт:
— Эй, вы!! Отродье свиней и сусликов!! Встать!!!
— Клянусь приливом, это корабельный бунт, мистер Шютте! Эти пираты опьянели и решили обожраться один раз за всю свою морскую жизнь! — отозвался связанный боцман.
Кое-кто поднялся, но большинство осталось лежать.
Вдруг здоровый рыжий детина прыгнул на Ганса. В тот же момент тело его отлетело в сторону, сбив с ног еще двух матросов, приготовившихся к нападению.
После этого нельзя было ничего разобрать. Все двадцать человек, кроме пяти-шести мертвецки пьяных, бросились на Ганса. Послышался
Стол перевернулся. Рыжий схватил окорок и начал дубасить им Ганса по голове. После пятого удара Ганс почувствовал, что его бьют. Он вырвал окорок едва не вместе с рукой рыжего и стал действовать окороком, как дубиной.
Скоро уже не пять, а десять человек лежали на полу. Оставшиеся нападали с меньшим пылом и вскоре отступили.
Ганс, хрипло дыша, стоял посреди салона и продолжал размахивать окороком. Хобот его противогаза был оторван, в резине зияла дыра.
— Мистер Шютте, развяжите пару морских узлов, которыми стянуты мои руки! Тогда ноги я распутал бы сам, — попросил боцман.
— Хэлло, дядя Эд, мне не до этого! — сказал Ганс и увернулся от полетевшего в него кресла. Одновременно в голову ему попала тарелка, а в нос консервная банка. С противогаза стекало прованское масло.
С яростным ревом Ганс вырвал впившуюся в руку вилку и снова бросился на врагов. Он отломил от стола ножку и получил дубинку тяжелейшего железного дерева.
Когда еще трое были повергнуты наземь, бунтовщики сдались.
Ганс развязал Вильямса и приказал ему сходить за веревками. Вскоре боцман вернулся и с мрачным видом принялся связывать пленников.
Ганс наблюдал эту процедуру, опираясь на ножку стола и держа в руке окорок. Потом вместе с боцманом он растащил своих пленников по разным каютам.
Боцман зажег огни и вышел на палубу. Там стоял обеспокоенный Ганс. Как ни вглядывался он в полумрак бухты, шлюпки с профессором Бернштейном он не увидел. Ганс Шютте испугался не на шутку.
К нему подошел дядя Эд, протягивая новый противогаз:
— Пусть заставят меня провести на этом острове остаток жизни, если я когда-нибудь слышал о столь странном корабельном бунте! Хорошо еще, что нет на свете такого алкоголя, который бы на меня подействовал!
Ганс, смущённо улыбаясь, посмотрел на боцмана:
— Дядя Эд, я потерял своего ученого. Босс отвинтит мне мою старую голову!
— Как — потерялся профессор?
— Вместе со шлюпкой.
Глава III
РЕШЕНИЕ СОВЕТА
Прославленный летчик-испытатель Дмитрий Матросов попросил профессора Кленова принять его.
— Рад, голубчик, искренне рад вас видеть, — говорил Кленов, вводя Матросова в свой кабинет. — Восхищен вашим перелетом на паровом аэроплане с атомным реактором. Премного благодарен вам за любезное испытание радиостанции обратной волны. Усаживайтесь в
Матросов оглядел скупо обставленный служебный кабинет ученого, недавно отведенный ему в институте, где работала Марина. Профессор руководил теперь ее исследованиями. Кленов тем временем изучал мужественное, чуть скуластое лицо своего посетителя. Старику нравилось атлетическое сложение летчика, его спокойные, но точные движения и внимательный, настороженный взгляд.
— Меня привела к вам, профессор, подготовка одного крупного полета.
— М-да… Опять полёта? Бесстрашные вы люди, летчики-испытатели. Летаете, осмелюсь так выразиться, за пределами допустимого. На скоростях выше возможных… с нагрузками на крыло, могущими повлечь за собой разрушение машины в воздухе… Неужели вам не хочется оставить свою специальность?
— Я в одиннадцати местах заштопан, профессор. И всякий раз, когда я лежал после очередной аварии…
— Искусственно вызванной вами?
— Конечно, искусственно вызванной. Всякий раз только и думаешь, неужели больше не полечу?
— Куда же вы теперь готовите полёт, простите за любознательность?
— Сейчас на Луну. Но этот полет лишь подготовительный. Есть правительственное решение о подготовке научной экспедиции на Марс, — закончил Матросов.
— М-да…Что? Простите, не расслышал или не понял?
— На Марс, — спокойно подтвердил Матросов.
— Сумасшедшие! — воскликнул Кленов. — Неужели вам мало дела на Земле?
Матросов улыбнулся:
— В постановлении правительства о подготовке межпланетных полетов записан один пункт: изучить и по возможности решить вопрос о существовании на планетах — объектах полета — жизни, о ее формах и, в особенности, вероятности обитания на них разумных существ.
— М-да… м-да… Весьма смелые, однако, предположения, уходящие, как мне кажется, за пределы точной науки.
— Нет, почему же? Науки астроботаника и астробиология с достаточной аргументацией утверждают о существовании не только растительной, но и животной жизни, скажем, на Марсе.
— Не знаю, не знаю, — раздраженно замахал руками Кленов. — И уж совершенно не осведомлен, чем могу быть вам полезен?
— Видите ли, Иван Алексеевич, — замялся Матросов. — Когда готовишься к полету на Марс, полезно вспомнить всякие предположения… Скажем, своеобразное объяснение тунгусской катастрофы, быть может, вызванной взрывом межпланетного корабля, который пытался прилететь к нам с другой планеты…
— Ну, знаете ли, милейший! Оставьте это фантастам. А меня, человека науки, от обсуждения подобных вопросов увольте. Не осмелюсь больше отнимать у вас время, милейший.
Однако выпроводить Матроcова было не так легко.
— Прошу прощения, профессор. Я ведь выполняю возложенное на меня поручение. В пользу гипотезы о взрыве межпланетного корабля есть много аргументов. Решающий из них, быть может, могли бы дать вы.
— Я? Нет уж… м-да… увольте, умоляю, увольте.
— В одном японском журнале мне недавно попалась заметка профессора Кадасимы.