Пылающий символ. Том 1
Шрифт:
– Сколько раз замирали трибуны, когда тебя опутывала сеть и гибель от трезубцев была неизбежной. Но ты освобождался, и бой продолжался под рев толпы! – Модест Юстус с восхищением смотрел на хозяина мансио.
Тот подозвал раба и знаком велел налить им вина.
– Сеть я ловил на идеально отполированный круглый щит. Таким же гладким был мой шлем.
– Ловко придумано!
– На тренировках я учился отбрасывать сеть и строить картину боя.
– Это как? – мотнул головой вигил.
– Старался держаться между ретиариями и провоцировал их на атаки. Изображал падение, потом уходил в сторону, а мои противники ловили друг друга в сети.
– Значит, ты нарочно
– В этом заключалась тактика боя. Чтобы не оказаться в треугольнике ретиариев, я вел их за собой, вступал в короткие схватки и наносил им легкие, но кровавые раны.
– Это я помню! – воскликнул Модест Юстус. – В конце того боя ты остался один на один с ловким и увертливым парнем.
– О да! Это был сильный и коварный противник. Для меня бой с ним был опасной игрой. А в его глазах я видел ненависть и желание убивать. Он действовал подло, среди гладиаторов таких не любят.
– Но у тебя была возможность убить его! – напомнил вигил.
– Я избегаю убивать, – спокойно произнес Теодор.
– Помнится, ты бросил оружие на песок и ринулся на трезубец. Ретиарий выставил его перед собой, но ты сделал выпад, и вскоре он, обезоруженный, уже лежал на песке. Объясни мне, старому вояке, как ты это проделал?
Теодор сдержанно ухмыльнулся:
– Шагнул в сторону с разворотом, взял древко трезубца двумя руками и резко повернул. Ретиарий не успел разжать руку, вывихнул плечо, повредил локоть и от боли потерял сознание. Все очень просто.
– За такую простоту надо выпить! – Модест Юстус поднял чашу и с воодушевлением продолжил: – Когда сенатор Клавдий Пульхр воссоздал сражение гоплитов [27] Александра Македонского с фракийцами на арене Колизея, он выставил двадцать лучших гладиаторов из Падуи и столько же из Римской школы Лудус Магнус [28] . Это был величайший бой! Из фракийцев ты уцелел один, сражаясь против четырех копейщиков.
Чернь срывалась со своих мест и бежала делать ставки. Казалось, шансов у Теодоруса Непобедимого нет, но я был одним из тех, кто верил в тебя и не прогадал! Давай же выпьем за веру в победу!
27
Гоплит – древнегреческий тяжеловооруженный пеший воин.
28
Лудус Магнус – крупнейшая из четырех школ гладиаторов в Древнем Риме.
Елена приоткрыла ставень окна в своей спальне и взглянула на солнечные часы. Тень гномона подбиралась к последнему дневному часу. Сиеста закончилась, и настала пора возвращаться в таверну. Никто быстрее и правильнее Елены не мог вести расчеты с постояльцами. Однако с недавних пор мужчины стали обращать на нее внимание, и Елене это не нравилось. Она накинула на себя голубую столу и покрыла голову скромной паллой, чтобы казаться незаметнее.
На кухне в этот час наступило самое напряженное время. Проверив кухонных рабов, Елена дала поручения повару и кухарке Дорсии, потом растерла пестиком в мраморной чаше листья мяты и переложила зеленую кашицу в тонкостенную ольпу [29] . Добавив меду, налила в нее воды и вышла из кухни. Пересекая таверну, она заметила отца, сидевшего с гостем за столом для важных персон.
29
Ольпа –
Теодор мельком взглянул на дочь и про себя удивился: прошло семь лет со дня смерти его ненаглядной Зои, а дочь неукоснительно следовала заведенному ею порядку: в конце дня относила в кузницу кувшин прохладной воды. Когда-то Зоя несла на плече гидрию, а рядом семенила Елена с крошечной амфорой. Какими счастливыми были для них те дни! Прошли годы, и воспоминания перестали приносить Теодору боль, оставив лишь светлую грусть.
Рабы незаметно переменили блюда, теперь это были легкие морские закуски: креветки, устрицы и сардинки. Центр стола украсила ваза с фруктами.
Зал между тем заполнился посетителями. Здесь были не только постояльцы мансио, но и горожане, ценившие кухню таверны «У трех дорог».
Когда короткие южные сумерки сменились темнотой, приблизился раб и поставил на стол бронзовый светильник в виде цветка, в котором вместо лепестков плясали язычки пламени.
– Изящная вещица, – улыбнулся вигил. – Могла бы украсить виллу богача!
– Работа нашего кузнеца Иосифа. Отныне этот светильник твой! – Теодор с почтением приложил руку к груди и в свой черед стал расспрашивать гостя: – Я знаю, ты недавно из Рима. Расскажи о наших многочисленных императорах.
Модест приосанился: порассуждать о власть имущих с заинтересованным собеседником – что может быть лучше в ходе неспешной трапезы.
– На римских форумах болтают, что во время правления божественного Галлиена [30] тридцать тиранов пытались узурпировать власть. Но все они – провинциальные выскочки. Никто из них даже не приблизился к Риму!
– Кое-кто из этих выскочек чеканил монету. Несколько серебряных сестерциев со странными именами попадали мне в руки. Правда, не всегда одновременно с последними новостями, – сказал Теодор. – Пока легионы сражались между собой за очередного императора, варвары теряли страх перед Римом! А мы, простые провинциалы, не могли назвать имя того, кто нами правил.
30
Галлиен – римский император, правил с августа 253 г. до июля 268 г.
Вигил доброжелательно улыбнулся:
– Благодаря гражданским войнам ваш провинциальный Дрепан стал важен для всей империи! Твое благополучие круто замешано на внутренних распрях и строительстве военного флота.
– С этим трудно не согласиться! Количество верфей выросло в несколько раз, как и количество моих постояльцев. Но я предпочел бы наживаться на строительстве торговых кораблей, а не военных.
– Одно могу сказать тебе, Теодор, – произнес Модест. – В Риме наконец появился истинный правитель, божественный Клавдий! Боги благоволят ему: он смог подчинить себе войска и сенат и готовится разгромить гигантскую армию германцев под Медиоланом. Авгуры предрекли императору победу!
Соглашаясь, Теодор преклонил голову:
– На все воля богов!
Пересекая двор, Елена исподволь наблюдала за сыном кузнеца Иосифа. Он был на год старше нее, но ему уже доверяли сложные ремонты. Вот и теперь Давид с помощью раба заканчивал сборку колеса, а Иосиф с одобрением следил за его работой.
Почувствовав взгляд Елены, Давид поднял глаза, и его лицо осветилось улыбкой, но тут же обрело серьезное выражение: дело прежде всего.
Кузнец Иосиф приветливо помахал ей рукой: