Пыльца в крови
Шрифт:
Авиетка летела над городом. С невыносимой резкостью под прозрачным куполом мелькали картины Манилы. Слишком четкие, слишком детальные. Время от времени Тим переводил взгляд на стойку управления, которой был совершенно не нужен, и закрывал глаза. Голова почти лопалась от количества лезущих прямиком в измученный мозг прожилок матовых стен каюты, прозрачных пылинок в воздухе, выпирающих отовсюду внутренностей авиетки.
Этот хаос мог превратиться во что-то целое только невозможным, мучительным напряжением воли. Но сил на это не было, мир распадался на бессвязные фрагменты.
Древний, а возможно античный прозаик что-то говорил о жестоких способах выдавливания из себя раба. Надо бы найти и почитать. Но вряд ли это поможет.
Не с Иртом.
Мне нужно было остаться в его клетке. Улететь вместе с ним на Орфорт.
И жизнь бы стала простой и понятной.
Когда около двух лет назад на курсе реабилитации Тим пытался объяснить психологу периодически охватывающее его чувство – желание служить Ирту Флаа, быть поглощенным полностью, переработанным, растерзанным, – его не понимали. И непонимание психолога, молодой очень внимательной женщины с чуть раскосыми черными глазами, было окрашено тревогой, почти страхом за него. Она пыталась разобраться, приводила неловкие сравнения его зависимсти с желанием служить на флоте, отдать жизнь за человечество, если понадобится. Погибнуть за Землю.
Но это было другое.
В его глупых мечтах о подвигах и далеких полетах была такая уверенность в себе, в том, что он может сделать что-то важное для всех – землян, марсиан, гуманоидных рас. А на Орфорте он ощутил, насколько жалок, ничтожен и совершенно бесполезен. Только когда Хозяин проникал в него, приходила острая жажда полной зависимости и подчинения как единственного смысла существования.
А еще изматывающее желание ярких вспышек боли и калейдоскопа цвета и форм. Все это он получал от Ирта. И это возвращало ему жизнь. Было жизнью.
После того как Тим попытался объяснить своему психологу, что жизнь – это когда много боли, женщина с встревоженным темным взглядом исчезла, и вместо нее появился совсем другой знаток психологии. Со знаками воинских различий, медленными движениями и постоянно полуприкрытыми глазами. Словно от желания спать. Новый психолог разваливался на диване напротив и лениво произносил: «Так… расскажите мне, что интересного вы знаете о боли, молодой человек?»
Вскоре, как ни странно, Тиму стало лучше, или просто кровь немного очистилась от Иртоцветения. Никто толком не знал.
Но свинья найдет грязь, а Чага – Хозяина. И никакие процедуры, психологи, Дальние Пределы и доводы разума не помеха.
Граув словно издалека услышал собственное горловое бульканье.
Как же я выгляжу, если так смеюсь?
Возвращение из прокуратуры капитана Граува после изощренных пыток в белоснежных застенках
Зря я не залил в желудок стакан-другой, когда предлагали. Набрался бы смелости выложить все язвительному генералу про свои подвиги на Орфорте, а не проперся бы к Ирту, как побитая собачонка.
Лизать его блестящие туфли.
Не открывая глаз, Тим снова рассмеялся. Звук больше напоминал отчаянные попытки вдохнуть воздух пробитыми легкими.
Я просто трусливая псина. Сэм беспокоился обо мне, а я все просрал.
Тим стиснул интерком на запястье, чувствуя, как поверх боли, рвущей его изнутри, распространяется жар стыда. Он был слишком взвинчен и не отключил Сэма от связи, от получения данных о нем.
Кэмбелл меня убьет!
Лучше бы он убил меня!
Авиетка развернулась и чуть накренилась, заходя на посадку. Тим разлепил веки.
Мир вокруг: изгибы шероховатых светло-серых поверхностей, дробящиеся в мелких насекомых голограммы – все навязчиво лезло в мозг. По легкому хлопку Тим понял, что сработали челночные фиксаторы и с трудом поднялся из кресла. Оно невесомо развернулось, пропуская капитана.
На спине было мокро. От выступившей крови или пота? Надо было позволить себя вычистить, не переться сюда в таком виде. Прямиком в руки негодующего Сэма.
Попытавшись сделать шаг к боковому створу, Тим споткнулся и упал.
Я не встану. Почему нет Ирта? Я не смогу обойтись без него.
Паника капитана для системы управления стала приказом. Невидимые ячейки корпуса челнока под телом Тима перестроились, раздвинулись, и оно соскользнуло в образовавшийся сток прямо под брюхом авиетки.
Правильно, не можешь выйти, я тебя выплюну. После того что я устроил, даже машина со мной не церемонится.
– Граув! Ты… ты!
Сэм всплыл рядом почти сразу, видимо, уже ждал его появления в парковочном шлюзе. Кэмбелл открывал и закрывал рот и от возмущения не мог подобрать слов. Все в докторе пыхтело, раздувалось, а в синих глазах горел праведный гнев.
Тиму стало смешно и страшно одновременно.
– Сэм…, – проблеял он.
Сэм с гневом ткнул ему пальцем в грудь. Тим зашипел от дернувшей тело боли.
– Ты пошел к нему, Граув! – обличительно провозгласил Сэм. – Мне сказал, что не пойдешь, а сам пошел.
Слова прозвучали с таким обвинительным пафосом, словно Кэмбелл самостоятельно раскрыл страшный заговор, а не просто получил на интерком все данные о повреждениях Тима.
– Я… – Тим мучительно пытался отвлечься от ноющего тела и сообразить что-нибудь оправдательное. – Я сейчас встану.
– Не смей даже шелохнуться, – железным голосом отрезал Сэм, и через мгновение Граув почувствовал под спиной упругость воздушной подушки.
Его тело поплыло вглубь корабля, а корабельный врач грозно вышагивал рядом. В голове стоял гул, почти избавляющий от чувства вины.