Пьющие ветер
Шрифт:
— Блин блинский, я знал, что могу рассчитывать на вас, ребята! Мы построим его прямо над местом, где подорвались пираты, и тогда сможем видеть приближающихся врагов издалека.
— Кажется, ты все предусмотрел...
— Строить будем по вечерам, после ужина, пока дни длинные, и особенно по воскресеньям, — добавил Люк.
— Хорошо, но мы будем использовать деревья, вырванные ураганом, — вмешался Матье, решив поддержать эту идею.
— Ты тогда их сам отберешь, — сказал Люк. Его глаза сияли от счастья.
— Ты уже придумал, как назовешь этот форт?
— Ой, еще нет.
— Как насчет «форт Джима»?
Люк на несколько
— Не знаю.
— Тебе не нравится?
— Дело не в этом, но я бы предпочел, чтобы он назывался «форт Мабель», если вы не возражаете, — сказал Люк, немного огорченный тем, что противоречит брату.
— Хорошая мысль...
— Возможно, так она вернется быстрее. Она может даже жить там, если захочет.
— Ну, если все согласны, то пора возвращаться, — сказал Марк.
— Подожди, мне тоже есть чем поделиться. Отец знает, что я сломал ружье.
— Ты ему сам сказал? — спросил Марк.
— Нет, он нашел деталь под матрасом. Он из-за этого хотел пойти на работу вместе.
— Наверное, он разозлился.
— Нет, он был спокоен. Просто сказал, чтобы я остерегался Линча.
— Это на него не похоже.
— Но что еще более удивительно... он признался мне, что, возможно, был неправ.
— В чем неправ?
— Он ничего такого не сказал, только то, что хочет попытаться стать лучше.
— Ну и как ты отреагировал?
— Воспользовался возможностью и высказал, что у меня на душе. Он воспринял это спокойно.
— Может быть, он тебе правду сказал, — задумчиво протянул Марк.
— Думаю, это были пустые слова, и, в любом случае, уже слишком поздно.
— Он никогда не говорил мне ничего хорошего, — сказал Люк.
— К нам он относился не лучше, чем к тебе, ты же знаешь. Одинаково любил ближнего, — сказал Матье.
— Что такое «любить ближнего»?
— Значит, ремня давать.
— А, ясно! — Люк задумался на мгновение, затем добавил: — Я бы тоже хотел полюбить ближнего, а точнее, Линча, если бы мог.
Жюли Бланш работала на каменоломнях секретаршей. Ее родители умерли двумя годами ранее, надышавшись однажды зимней ночью дымом из старой угольной печи. Они заснули в своей кровати и больше не проснулись. За неделю до этого их единственная дочь все еще жила с ними. Обнаружив родителей и увидев их безмятежные лица, она подумала, что они захотели закончить свою жизнь вместе, решив унести с собой свою любовь, чтобы судьба не разлучила их. В тот момент Жюли Бланш поняла, что даже раб может разорвать свои цепи, что всегда есть способ это сделать, что сила хозяев заключается в том, что они заставляют рабов поверить, что им предлагают хорошую жизнь, по крайней мере существование чуть лучшее, чем смерть.
На прикроватной тумбочке родители Жюли Бланш оставили для нее письмо. Она хранила его в шкатулке; она никогда не открывала письмо, не из страха обнаружить там что-то ужасное, а чтобы видеть родителей в снах, чтобы они приходили и говорили с ней. Поэтому, когда она думала о них сейчас, делала это без тяжести на душе и почти без боли.
В подростковом возрасте у Жюли Бланш было много переживаний, из которых она мало что помнила, разве что череду длительных болезней. С тех пор как исчезли ее родители, она ни с кем не общалась. Люди удивлялись, думая сначала, что она дичится
Она читала книги, которые брала в библиотеке, и однажды увидела там молодого человека, которого только что наняли на работу в каменоломни, на контроль за погрузкой. Парень серьезно относился к своим обязанностям, был застенчивым и закрытым, ни с кем не разговаривал. Наблюдая за ним, она часто задавалась вопросом, какие книги он читает. Он напоминал ей писца Бартлби, который сознательно абстрагировался от настоящего, тогда как мальчики его возраста тратили силы на то, чтобы частично это настоящее сделать своим.
В каменоломнях имя этого парня было вписано в каждый из реестров, которые он ей передавал. Марк Вольни заинтриговал ее, не привлекая ничем, кроме тишины, которая его окружала. Жюли опасалась влечения, боялась загореться, боялась, что потом на нее выльют ушат ледяной воды.
Жюли Бланш однажды уже поймала скользнувший по ней взгляд молодого человека; она не сделала ничего, чтобы поощрить его, но и ничего, чтобы оттолкнуть. Ей очень нравились его глаза, хотя она не могла сказать, какого они цвета. Ей нравилось, как он смотрит на все. Там, где другие увидели бы печаль, она обнаружила мечтательность, замкнутость и что-то дикое; она и сама в какой-то мере была такой.
Марк сталкивался с Жюли Бланш по меньшей мере дважды в день в большом офисе, где сидела администрация: утром, чтобы забрать накладную, и вечером, чтобы положить ее обратно в картотеку. Девушка была старше его на четыре года. Они всегда первыми приходили на работу, просто и на автомате здоровались, а затем отправлялись на свои места.
Марк никогда не обедал с другими сотрудниками администрации в отведенном для них общем зале, как и Жюли Бланш, но, конечно, не по тем же причинам. Она ела сухофрукты и сыр из упаковки прямо на рабочем месте. Что касается Марка, то он заходил за Матье, они вместе трапезничали, чаще всего это были остатки еды с предыдущего дня, сидели на улице в тишине, радуясь спокойствию от присутствия родного человека. После смерти Ренуара и Саллеса атмосфера в каменоломнях изменилась, стала более безмятежной. Ничто о них не напоминало. После еды братья возвращались к своим занятиям, ожидая конца рабочего дня, чтобы вместе отправиться домой.
Иногда Марк видел Жюли Бланш и в третий раз за день, по пути с обеда, когда заставал ее стоящей под навесом на улице; она курила с отрешенным видом, скрестив руки так, чтобы было удобно подносить сигарету ко рту.
В то утро, когда Марк вошел в офис, девушка уже сидела за работой, склонившись над страницей, испещренной цифрами, которые он сам и написал. Ее глаза почти скрывали распущенные волосы. Марк поприветствовал ее, и она ответила, не поднимая взгляда. Он потянулся ей за спину, чтобы взять ведомость. Когда он обернулся, ягодицы Жюли Бланш показались ему крупным сердцем, деликатно положенным на крутящийся табурет. Возможно, эта девушка не так красива, как Мабель, но она не была ему сестрой.