Пьющий души
Шрифт:
— Ну и чего ты ревешь, — несколько грубовато проговорил он, — точно я себе пол руки оттяпал.
— Не знаю. Они сами. — Настя вытерла тыльной стороной ладони, все таки прорвавшуюся наружу слезинку и, наконец, закончила бинтовать, поднялась с колен. — Я очень испугалась.
— Дурочка, — нежно проговорил Мишка, проведя кончиками пальцев по ее еще влажной щеке. Глаза выпрямившейся Насти оказались вровень с его. А потом вдруг прижал девушки к себе так сильно, что Настя едва не затрещали косточки, и горячо прошептал в самое ухо. — Обещай, что не оставишь меня! Обещай, что не отвернешься равнодушно! Обещай, что
— Миш, ты что вдруг? — Настя, смутившись, попыталась вывернуться из кольца крепких рук.
— Обещай! Обещай, что не отвернешься равнодушно!
— Обещаю, что не отвернусь равнодушно, — пробормотала окончательно растерянная Настя, и Мишка, будто удовлетворенный ее ответом, впился в ее губы. Поцелуй страстный, грубый, даже какой-то злой, напугал Настю еще больше, чем предшествующие ему странные слова, и она замерла, никак не отвечая. Но постепенно губы Мишки стали мягче и нежнее, и в какой-то момент девушка забыла обо всем, полностью растворяясь в нем.
— Кхе-кхе! — Тимур, впервые мгновения разыгравшейся сцены и сам слегка растерялся, а теперь пытался привлечь к себе внимание, и напомнить, что юные влюбленные не одиноки во вселенной, но похоже не был услышан ни с первого, ни со второго раза.
Он, переполненный возмущения и праведного гнева, попытался «возвести очи долу», но по пути к потолку заметил в дверном проеме Станиславу с полотенцем на голове.
«Что тут происходит?» — одними глазами спросила она, кивнув на влюбленную парочку. Тимур в ответ лишь пожал плечами.
— Господа, я уже тут в третий раз деликатно кхекхекаю, а меня походу злостно игнорируют.
Влюбленная парочка вздрогнула. Настя, залившись краской, опять попыталась вырваться, но Мишка не дал, лишь еще крепче обнял, пряча ее лицо у себя на груди.
— Че лыбишься? — возмущенно выпалил он, глядя на Тимура, который сиял ярче лампы в тысячу киловольт. — У тебя там что-то пригорает.
— Ай-яй-яй, — картинно всплеснул руками Тимур, — И верно, все-все сгорело. Ваш любовный жар передался плите. И огонь так и пылал, так и пылал.
— Пчелыч, ты придурок, — вынес свой вердикт, вконец смутившийся парень и, взяв Настю за руку, увел ее с кухни.
— Совет да любовь, — не удержавшись от шпильки на прощания, пожелал Тимур, махая вдогонку кухонным полотенцем.
— Ты как всегда в своем репертуаре, — заулыбалась Славка. — Так засмущал людей. Кстати, скоро там твоя старушка на ужин пожалует?
— Где-то через часик, — взглянув на часы над кухонным столом, ответил Тимур. — Как раз все будет готово.
— От меня какая помощь требуется?
— Да практически никакой. Просто побудь рядом, пока я готовлю.
Станислава понимающе улыбнулась и оседлала табуретку. Она прекрасно знала одну из самых страшных тайн Тимура — с самого детства, он практически до фобии боялся оставаться один.
Глава 17
Старушка-кремень появилась в начале девятого. Вместе с ней пришли две молоденькие девушки, женщина средних лет, и пожилой мужчина. Как впоследствии выяснилось, гостиница уже лет двадцать являлась чем-то вроде семейного пансиона. Старушка — его владелица, женщина средних лет — ее племянница-завхоз, две смешливые молоденькие
Главным героем за столом, конечно же, как всегда был Тимур. Девчонки, не стесняясь бабушки, строили ему глазки, немолодая племянница обожгла вскользь парой томных взглядов. Даже молчун дворник-сторож-уборщик бросил оценивающий взгляд, и отвернулся, как-то подозрительно расстроено вздохнув. Он вытащил от куда-то из под полы початую бутылку водки, пододвинул к себе поближе стакан. К неудовольствию Стаси, Мишка присоединился к этой несанкционированной попойке. Подруга не полезла вразумлять, зная, что это бесполезно, но раздраженно глянула на Настю, ожидая ее реакции. Однако девушка, задумавшись о чем-то своем, совершенно не обращала внимание на происходящие вокруг.
А Тимур умудрялся улыбаться всем, развлекать всех смешными историями, подчивать каждую гостью деликатесами «почти собственного производства», оставаясь при этом верным лишь одной из присутствующих — старушке хозяйке. Это ей доставались самые искреннее улыбки, самые теплые комплименты и самые вкусные кусочки. Это ей он шептал в самое ушко что-то такое, от чего на морщинистых щеках расцветали красные маки, и смеялась эта восьмидесятилетняя бабулечка, как восемнадцатилетняя девчонка. И все приговаривал: «Вот ведь прохвост. Прям мой дед покойный. Чтоб ему в аду черти самую большую сковородку не пожалели».
Как то так, с легкой руки Тимура, напряжение, которое неизменно возникает между только встретившимися людьми, улетучилось еще на первых минутах общения. И когда ужин подошел к концу, расставались они почти друзьями. Пока остальные прибирали со стола, Тимур вызвался проводить гостей. Спустились с крыльца, тепло распрощались и пошли дальше, лишь старушка ненадолго задержалась. Она притянула к себе Тимура, заставив нагнуться, и прошептала в самое ухо:
— Ты береги свою ведьму. Да и на меня не обижайся. Я ведь, сначала, почему ее пускать не хотела, думала в ней зло. А теперь вижу — чиста она. А вот вторую девчонку опасайся. Зло в ее прошлом, настоящем и будущем. Помечена она. Ну, да и ты не так прост, как хочешь казаться. До свидания, внучек. И спокойной ночи.
Тимур, не зная как реагировать на эти слова, лишь кивнул. Старушка улыбнулась на прощание, прошелестели по опавшим листьям ее чуть шаркающие шаги, щелкнул замок захлопнувшейся калитки, а Тимур все так же стоял на нижней ступеньке крыльца, не торопясь заходить в дом.
В небе плыла, в окружении колючих звезд, истертая с одного края монетка луны, зябко кутаясь в облаках. Еще неделя и она дорастет до полноценного сребреника и опять начнет таять, только на этот раз с другого края. От куда-то, может из глубин забытого сна, перед мысленным взором всплыла кругла холодная луна, безразлично взирающая на развалины замка и людей, точно муравьи копошащихся внизу. Вот она отразилась в широко распахнутых от ужаса глазах девочки, и видение или воспоминание о сне померкло, а Тимур вздрогнул и зябко поежился. Ему вдруг стало очень не уютно на неосвещенном крыльце и он поспешил в дом.