Р-2
Шрифт:
Тогда полегчало, но заниматься разбором доносов все равно не было никакого желания. После недолгих колебаний я выложил перед собой папку, принесенную секретарем полицмейстера, но только раскрыл ее, как появился Джервас Кирг. В руках он держал стопку сшитых и опечатанных листов в палец толщиной.
– Займитесь этим, магистр, – потребовал он. – Решение вопроса не терпит отлагательств. Только умоляю: постарайтесь… как бы сказать… замять дело. Если мы выплатим полную сумму ущерба, то полностью опустошим наши фонды. По миру не пойдем, но останемся без
Я кинул бумаги на край стола и взял с подоконника две пачки.
– Вот это стоит предать университетскому синдику, – протянул одну из них магистру-управляющему, затем отдал и вторую. – А вот это уже по нашей части, но ничего срочного и серьезного. Остальное еще смотрю.
Джервас Кирг задумчиво пожевал губами, явно решая, кому отдать доносы в работу, затем спросил:
– Вольфганг привез документы по выловленным из реки телам?
Я понял, что речь идет о секретаре полицмейстера, и кивнул:
– Просмотрю их сегодня-завтра.
– А что на полу?
– Мусор, – односложно описал я скомканные листы, так и валявшиеся в углу комнаты.
– Так сожгите его! – потребовал магистр-управляющий и, грузно переваливаясь с бока на бок, вышел в коридор. После вчерашней попойки его настроение оставляло желать лучшего.
Самому растапливать очаг не хотелось, и я поручил это выдернутому из канцелярии клерку. Тот столь радикальному решению проблемы анонимных посланий только порадовался и даже не стал ворчать о том, что разжигание каминов не входит в круг его служебных обязанностей.
Когда скомканные листы прогорели в труху, я вернулся за стол и с интересом осмотрел принесенные магистром Киргом бумаги. Как оказалось, их не просто сшили, но и пронумеровали, а шнуры скрепили сургучными блямбами с оттисками печатей Управы благочестия и бургграфа.
Я перевел взгляд на материалы дела о выловленных из реки телах и невольно покачал головой. То было сформировано куда как неряшливей и представляло собой беспорядочное скопище мятых листов, пестревших отпечатками жирных пальцев, а то и пятнами чего похуже.
Внезапно дверь с шумом распахнулась и в комнату влетел Уве.
– Магистр! – с порога выпалил он, задыхаясь от быстрого бега. – Магистр!
Я сунул слуге кружку с остатками травяного настоя и предупредил:
– Только не подавись! Откачивать тебя потом…
Уве напился и с нескрываемым отвращением произнес:
– Магистр, мне предложили купить мазь с жиром новорожденного младенца!
– Надеюсь, ты не отказался?
Слуга замотал головой и выставил на край стола сумку.
– Нет, как вы и велели, обещал спросить, что скажет хозяин. Здесь остальное. Все по вашему списку.
Я направился к двери и позвал паренька за собой.
– Идем, надо согласовать арест чернокнижника с магистром Киргом.
Уве побежал вслед за мной, на ходу без умолку тараторя:
– Но магистр! Как вы заподозрили его? И почему он принял меня за своего? Я ведь кучу народа о корне мандрагоры
– Все просто, – усмехнулся я. – Многие ритуалисты, ведьмы и алхимики используют кровь, но для них кровь важна как таковая. Чья она – не имеет никакого значения. Тебе же предложили кровь девственницы, а уловить подобные нюансы способны лишь извращенные твари запределья.
Паренек не удержался и присвистнул.
– В вашем списке для проведения какого-то конкретного ритуала не хватало только корня мандрагоры или этой трижды проклятой мази? – догадался он. – Поэтому мне ее и предложили?
– Именно, – подтвердил я. – Почитай на досуге «Вульгарную магию». Первые несколько томов точно должны найтись в библиотеке отделения.
Магистр Кирг нашему появлению отнюдь не обрадовался, но к словам Уве отнесся со всей серьезностью и взял задержание предполагаемого чернокнижника под собственный контроль. Я же со спокойной душой вернулся к себе в кабинет.
Там меня уже дожидался некий круглощекий и совершенно лысый субъект, упитанный, но не толстый, а, скорее, все же крепкий.
– Магистр вон Черен! Я за компенсацией! – сразу объявил он. – Мою таверну «Жемчужная лоза» разгромили школяры!
Я молча указал посетителю на стул, а сам начал знакомиться с материалами дела – того самого, что было сшито и опечатано. Увы и ах, но придраться там оказалось решительно не к чему, бумажку подобрали к бумажке. Большую часть стопки занимали показания свидетелей и опись произведенных разрушений, которую заверили сразу несколько почтенных бюргеров и чиновник ратуши.
Само происшествие ничего особенного собой не представляло: школяра заподозрили в желании рассчитаться фальшивой монетой и крепко поколотили, а обозленные приятели бедолаги на следующий день навестили злосчастный кабак и разнесли там все вдребезги. Сжечь «Жемчужную лозу» им помешало прибытие солдат гарнизона; квартальные надзиратели воспрепятствовать разгрому оказались не в состоянии.
В обычной ситуации правосудие вполне могло оказаться на стороне школяров, которые приносили городу немалые доходы, но сейчас ни ректор, ни магистр Кирг не смогли удержать бургграфа от показательной порки смутьянов. Разве что телесные наказания получилось заменить крупным денежным штрафом. Я бы даже сказал – крупным необычайно.
Просматривая показания свидетелей, я бросал пристальные взгляды на заявителя, но того столь нехитрой уловкой оказалось не пронять. Трактирщик ощущал поддержку городского правосудия и наотрез отказывался нервничать. И, между прочим, совершенно напрасно.
– Любезный, вы сами-то это читали? – полюбопытствовал я с милой улыбкой.
– Мой адвокат сказал, что все в порядке. Я не слишком хорошо читаю, – пояснил заявитель и тут же добавил: – А вот считаю хорошо! Никогда не ошибаюсь!
Я позволил себе усомниться в этих словах. Стремление стребовать за разгром средней паршивости заведения несусветную сумму в пятьсот марок можно было оправдать лишь допущенной арифметической ошибкой.