Ра
Шрифт:
Через минуту рыболовные снасти, магнитофон и грязное белье Жоржа исчезли с крыши каюты и с палубы, и он уже тянул какую-то снасть вместе с Карло.
Следующая серьезная угроза миру на "Ра" возникла, когда мы освоились настолько, что ввели дежурство на камбузе. Карло вызвался быть постоянным коком и выиграл на этом. Остальным надлежало по очереди чистить кастрюли, сковороды и ящики. Мы составили расписание дежурств по дням и написали его мелом на черной доске, висевшей на мостике, причем все забыли, что Абдулла не умеет читать. И когда Сантьяго показал ему на кастрюли и щетку, Абдулла, который не заметил, что перед ним уже отдежурили двое, пожаловался на головную боль и ушел в каюту, сердито ворча:
– Думаешь, я не знаю, в чем дело. Ты, Сантьяго, белый, а я черный. Вот ты и хочешь, чтобы
Сантьяго - убежденный миротворец, но слова Абдуллы укололи его хуже ножа, и он вспылил.
– И это ты говоришь мне, Абдулла, - рявкнул он в священном гневе. Мне, который шесть лет борется за равноправие негров. Да для меня во всем этом плавании самое важное как раз то...
Дальше Абдулла не слышал, потому что залез с головой в спальный мешок. А когда он выглянул снова, то увидел, как я пробираюсь с грязными кастрюлями на корму. Он вытаращил глаза.
– Просто мы с тобой поменялись дежурством, - объяснил я ему.
На другой день Абдулла драил кастрюли на корме, весело распевая звонкие африканские песни.
А еще через день нас ожидал сюрприз. Жорж подошел ко мне и попросил возложить на него ответственность за порядок на кухне до конца плавания, а то ведь несподручно чередоваться, к тому же у других есть дела поважнее.
Жорж, да-да, Жорж стал постоянным дежурным, и с того дня на камбузе все блестело, больше никому не надо было думать о кастрюлях.
Помню также, как Норман и Карло взъелись на Юрия и Жоржа, дескать, те делают что-нибудь лишь тогда, когда им скажут, а Норман и Карло помимо своих основных обязанностей постоянно сами находили себе какое-нибудь дело. Когда Абдулла не проявляет инициативы, это еще можно понять, но ведь эти двое получили высшее образование, - что же они ждут приказов? Со своей стороны Юрий, Жорж и с ними Абдулла начали злиться на Нормана и Карло: уж очень они любят командовать и распоряжаться, нет сказать по-товарищески, если что надо, а когда можно, то и посидеть спокойно, просто наслаждаясь жизнью. Или взять Сантьяго, этого хитрого интеллигента. Если надо перенести что-то тяжелое, нагнется, возьмется и зовет других на помощь. Смотришь, он уже выпрямился и показывает, улыбаясь, куда тащить кувшин или ящик, а силачи Юрий, Жорж и Абдулла стараются, несут. Кому-то было досадно, что я, руководитель, не выгоняю лентяя из спального мешка, и он знай себе спит, тогда как другие трудятся по своему почину. А кто-то считал, что я должен одернуть любителей командирского тона, у нас не военный корабль и не горнострелковая рота, мы семь равноправных товарищей, можно сказать по-хорошему.
И однако - назовите это чудом - все эти мелкие трения не перешли в "острый экспедиционит", напротив, каждый старался понять реакции и поведение других, и тут всем нам сослужили службу научные занятия Сантьяго, изучавшего вопросы мира и агрессии. Юрий и Жорж научились ценить Нормана и Карло, потому что их инициатива и настойчивый труд всем шли на пользу, а Норман и Карло изменили свой взгляд на Юрия и Жоржа, которые брали на себя самый тяжелый труд и охотно приходили на помощь любому, не дожидаясь просьбы, если видели, что это в самом деле нужно. Дипломат и психолог Сантьяго помогал Юрию пользовать незримые раны; Юрий показал себя толковым и заботливым врачом; Абдуллу все уважали за его светлый ум и способности, а также за умение приспособиться: к совершенно непривычному образу жизни. Абдулле все пришлись по душе, так как он видел, что мы, хоть и белые, считаем его своим. Он упрашивал Юрия дать ему какое-нибудь лекарство, чтобы у него выросла борода, как у нас, и никак не мог понять этого щеголя, который каждое утро брился, между тем как мы, остальные, отпустили себе усы и бороду, кто рыжую, кто черную. Если раньше голова Абдуллы сверкала, как лаковая, то теперь он перестал ее брить, и вскоре у него хоть на черепе отросли густые курчавые волосы, в которые он втыкал толстый плотницкий карандаш вместо броши.
У Жоржа были свои причуды. Днем он засыпал легко, а ночью ему требовалась подушка на грудь и музыка в ухо, для чего он запасся магнитофоном с набором любимых песенок. Тем, кто лежал от него подальше, скрип веревок и папируса заглушал музыку, но этот же скрип вынуждал самого Жоржа и Сантьяго просить у Юрия
Абдулла мог столкнуть ногой магнитофон за борт, но он слишком любил музыку, чтобы сделать это. Норман не дотянулся бы, Юрий все время был рядом с Жоржем. Оставалась только наша тройка, которая работала на корме. Карло невозмутимо продолжал перетаскивать кувшины. Карло! Для меня все стало ясно. Он все еще злится на Жоржа, вот и отомстил. Но где была его голова! Вот уж от кого не ожидал. Теперь мы все равно что на бочке с порохом, и фитиль уже зажжен.
– Жорж, - сказал я.
– Ты молодец, научился следить за порядком, как же ты мог положить свой магнитофон на самом краю, так что он свалился в море!?
– Может, он и правда лежал на краю, - согласился Жорж, - но с мостика он мог свалиться только на палубу, а не за борт.
Он был абсолютно прав, но как-то надо было выручать Карло.
– Магнитофон лежал на правом углу, - решительно сказал я.
– Если его задели, когда мы сильно накренились вправо, он должен был упасть за борт.
Жорж продолжал искать в самых невероятных местах, потом залез в свой спальный мешок и мгновенно уснул. Мы не будили его до самого утра, когда Карло свистом
вызвал нас завтракать и предложил яичницу с корейкой. Долго сердиться на такого кока было невозможно, и больше никто не заговаривал о магнитофоне. И только после конца плавания Сантьяго однажды положил руку на широкое плечо Жоржа и спокойно спросил:
– Жорж, сколько я тебе должен за магнитофон? Мы все так и опешили. Жорж медленно, очень медленно развернулся фронтом к маленькому улыбающемуся мексиканцу, сам широко улыбнулся и сказал:
– Какой еще магнитофон?
"И как только ты на это решился", - спросили мы потом Сантьяго. Он признался, что был далеко не уверен, правильно ли делает, сбрасывая в воду музыкальную машину, но в одном он ни капли не сомневался: если позволить ей и впредь играть одни и те же мелодии, кто-нибудь не выдержит и стукнет ею хозяина по голове.
Шли недели, мы жались всемером в тесной каюте, словно на круглосуточных посиделках, и "Ра" все качалась в центре одного и того же круга, и горизонт сопровождал нас, как заколдованный. С 4 по 9 июня волны были совсем ленивые, ветер скис, кое-кого из ребят круглые сутки клонило в сон. И папирус уже не скрипел и не рычал, а мурлыкал, словно кот на солнцепеке.
Норман поделился со мной своими тревогами. Мы медленно дрейфуем на юго-запад, и, если не подует хороший ветер, нас может захватить круговое течение у берегов Мавритании и Сенегала. Судя по тому как много судов проходило вдали и вблизи, мы снова очутились на каком-то маршруте, а в ночь на 6 июня мы увидели идущий прямо на нас большой, ярко освещенный океанский пароход. Курс его красноречиво свидетельствовал о том, что вахтенный офицер не заметил наш маленький топовый фонарь, и мы принялись отчаянно размахивать карманными фонариками. Тихий ветер лишал нас всяких надежд свернуть в сторону за счет рулевых весел. Рокоча машиной, светящийся гигант грозно наступал на нас. Вдруг он отвернул направо и заглушил свою механическую громыхалку. С мостика нам просемафорили яростный выговор так быстро, что мы успели только разобрать слово "прошу", пока великан с разгона бесшумно скользил мимо в каких-нибудь трехстах метрах от наших папирусных связок. И вот уже опять забурлила вода у винта, ослепительный стальной гигант понесся дальше к Европе.