Раб. Книга 2. Вкус свободы
Шрифт:
– Полежи ещё чуть-чуть со мной, – прошу неожиданно для себя. Засмеётся и уйдёт – так и будет. Молчит, не отвечает. Но и не уходит.
Тихо, почти совсем темно, Тали почему-то не включает освещения, а мне без разницы. Лежим, удивляюсь, надо же, не уходит. Боюсь спугнуть. Наверное, поэтому не сразу замечаю что-то горячее на груди, машинально провожу рукой. Доходит.
– Тали? – шепчу удивлённо. – Ты что, плачешь?
– Не обращай внимания, – отвечает. – У нас, девочек, бывает.
– Что-нибудь случилось? – спрашиваю. Теряюсь. Мне только рыдающих рабынь доводилось успокаивать,
– Ничего не случилось. Просто устала. Успокоилась уже, ты извини, не хотела тебя смущать.
Проводит ладонью по моей груди, вытирая, прямо мурашки по коже. Что ж ты со мной делаешь, Тали. Только не уходи, пожалуйста. Не уходи. Не так.
Тамалия
Искусываю губы, ругаю себя на чём свет стоит. Совсем уже истеричкой стала, слёзы сдержать не могу. Не могу заставить себя подняться. Господи, как же мне с тобой хорошо! Совершенно не хочется думать ни о чём. Но ведь надо.
– Антер, – спрашиваю. – А чем бы ты хотел заниматься? Я имею в виду вообще. В жизни.
Кажется, на секунду задерживает дыхание, рука слегка сжимает моё плечо.
– Какая разница, – говорит тихо.
– Ну как какая? Рано или поздно придётся об этом подумать. Я не тороплю, отдыхай, сколько хочешь, не к спеху, всё успеется. Просто интересно.
– Ну… в юности горел всякими глупыми благородными идеями. Хотелось что-нибудь расследовать, кого-нибудь спасать… помогать…
Да ты и сейчас, по-моему, ими горишь, мой хороший… Молчу, улыбаюсь. Продолжает:
– Отец настаивал, чтобы я его делом занимался. У них своя компания была, связанная с оборудованием… разным. Медицинским вроде, мама медиком была. Я не вникал. В детстве кажется, что родители вечны и всё ещё успеется.
– А что с ней случилось?
– Не знаю. Клод, друг родителей, присматривал за ней. Я же думал, в охране подзаработаю да опыта наберусь. Ну то есть он меня, конечно, совсем без денег не оставлял, выделял что-то, но говорил, на учёбу нужно будет. А я… ну, вот так, по-глупому. Думал, год ничего не решит, зато потом, может…
Замолкает. Жду немного, спрашиваю:
– А сейчас? Что-нибудь изменилось?
– Не знаю, – отвечает тихо. – Не хочу об этом думать.
– Почему?
– Потому что надежда – это такая редкостная дрянь, которая сначала всех убьёт. Она, знаешь же, последней умирает. А мне пока не хочется.
– Это хорошо, что не хочется, – улыбаюсь, с ужасом вспоминая анестетик в его руках. Господи, как же ему больно говорить на эту тему, строить планы на будущее! Как же тяжело поверить… – Но ты всё равно подумай. Может, хочешь чему-нибудь поучиться, какой-нибудь заочный курс пройти. Только, пожалуйста, будь осторожен, линии могут просматриваться. Кто знает, что у них тут на Тарине за контроль. Лучше мне говори, я тебе найду. Сам понимаешь, можешь привлечь ненужное внимание.
Антер
Понимаю. Надеюсь, не привлёк. Нужно сказать о звонке. Почти решаюсь. Но почему-то кажется, что это испортит вечер, снова сделает нас далёкими. Пусть всё иллюзия, но если её не станет – не станет ничего. Не верится,
Нет, я не забываюсь, конечно. Прекрасно помню, кто мы и где. Но хотя бы притвориться.
Прохладно, сверху мы укрыты, но возникает желание завернуться в одеяло целиком, чтобы сквозь гравитационную сеть ничего не проникало. Осознаю, что скоро придётся подниматься. Нужно будет какой-нибудь матрас приспособить. Или ещё одно одеяло постелить.
– Странное название – остров Далгнеров, – произносит вдруг.
– Почему? – удивляюсь. О чём она думает постоянно?
– Просто… у них все названия более-менее понятные. Связаны либо с земными вещами, либо с наследием колонистов.
– Хочешь туда поехать? – спрашиваю. Чуть ведёт головой, щекой по моей груди. Может, не нужно было всё это. Чем ближе ты кажешься, тем мучительнее осознавать, что это лишь иллюзия.
– Интересно, – соглашается. – Надо будет почитать про их турнир.
– Читал уже, – говорю. Похоже, удивляется.
– И что пишут? – спрашивает. Пытаюсь вспомнить.
– Заявку на участие может подать любой желающий. Из аристократов, в смысле. Обычно выставляют вместо себя рабов. Да что обычно, может, лет двести назад кто-то и принимал участие лично, но это давно уже состязания рабов. Без страховок, очень много их гибнет. Всякие спортивные штучки. Проходит на этом острове, название которого так тебя заинтересовало, доступ к нему ограничен и кажется, его нет на картах. Во всяком случае, я не нашёл, правда, не искал специально – только глянул. Остров скрыт каким-то полем. Вот вкратце.
– А в остальное время? – интересуется. – Туда нельзя попасть или как-то можно?
– Не знаю, не узнавал, – отвечаю. – Хотите поучаствовать?
– Я? – удивляется. – Нарушить двухсотлетнюю традицию и выйти на ринг? – смеётся.
– Зачем? У вас есть я.
– Вот ещё, – фыркает. – Хочешь посостязаться?
Пожимаю плечами.
– Ну нет, – сообщает, – я тебя в какую-то дурь, да ещё и без страховки, втравливать не собираюсь. А вот съездить в качестве зрителей… Можно попробовать. А победителю что?
– Поскольку победителем считается не раб, а его господин, то ему достаётся какой-то приз, да ещё обед с главой своего рода.
Тамалия
Да, вот это уже интересно. Жаль, невозможно. Уж Антером я точно рисковать не буду.
– А у бедных рабов, как обычно, никаких стимулов?
– Вроде по негласной традиции им день отдыха положен. Не-рабской жизни.
Молчу. Как же развалить чёртов гадюшник?!
Что-то прохладно, нужно будет два одеяла брать. Господи, о чём я думаю. Нужно прекращать, оставить Антера в покое и заниматься своим делом. А из него вытащить грёбаный чип, чтобы наконец-то смог сориентироваться в жизни, определить, чем хочет заниматься, и начал тратить время на себя.