Рабочий
Шрифт:
По сторонам дороги возвышались покрытые копотью башни, из вершин которых вырывались огромные снопы ослепительного пламени. И когда проходили мимо этих башен, было светло и жарко, как в аду. Дальше переплетались затейливым кружевом сквозные железные арки и галереи, такие высокие, что нужно было далеко назад закидывать голову, чтобы разглядеть копошившихся наверху людей. Выходили прямо из земли трубы, толщиною толще самого старого дуба и вышиною выше церкви. Бегали взад и вперед по стальным колеям чугунные красноглазые чудовища. Их пронзительные крики раздирали слух мальчика. Он затыкал себе уши и плакал.
Отец
– - Не бойся. Все это дает хлеб. Башни, и трубы, и железное кружево, и красноглазые чудовища -- все дает хлеб.
– - Хлеб растет в поле. Я не хочу хлеба, который бегает, кричит и дымится.
Потом по длинному мосту, утвержденному на гранитных глыбах, они перешли через реку, волны которой блестели от масла и были покрыты синими и зелеными пятнами. Туман, поднимавшийся от реки, был густ и зловонен.
За рекою дорога сделалась еще уже. С обеих сторон ее сдавили каменными тисками громады домов с тысячами окон. Все окна были освещены и за каждым из них виднелись головы склоненных над работой людей.
– - Я хотел бы вернуться домой!
– - тихо проговорил мальчик. Но, хотя ему было всего только шесть лет и он носил штаны, перешитые из отцовской рубашки, он, все-таки, знал очень хорошо, что его желание никогда не исполнится. И зелень полей начинала уже меркнуть в его памяти.
В одном из домов отец нашел ночлег. Мальчик был весь разбит усталостью, но спал тревожно. Он видел во сне чугунные чудовища, которые терзали его грудь и грызли его ноги.
С рассветом отец поднялся, разбудил сына и они вместе отправились искать работу. Вечером вернулись ни с чем, и прошел еще не один день, пока, наконец, им посчастливилось: отца взяли кочегаром на литейный завод, а сына -- на картонажную фабрику, где он должен был оклеивать пестрыми картинками маленькие папиросные коробочки. С этой минуты мальчик сделался рабочим и остался им до самой смерти.
Он работал покорно и старательно. Иногда только воспоминания о прежней жизни уносили его далеко от города и от мастерской, -- и тогда начатая работа сама собою валилась из рук. Его товарищи смеялись над ним, а мастер давал подзатыльника, от которого из глаз сыпались зеленые искры.
– - Если ты не выспался, так я могу отправить тебя домой с тем, чтобы ты не приходил сюда никогда больше.
Это, пожалуй, было бы лучше всего -- не приходить сюда никогда больше. Но маленький рабочий вовремя вспоминал, что, ведь, отцовского заработка не хватит на двоих. А кроме того, -- кто хочет есть, тот должен работать.
Впрочем, эта последняя истина не всегда представлялась маленькому рабочему такой бесспорной. К сожалению, кроме фабрик и рабочих казарм ему случалось видеть, в редкие свободные минуты, также сады и парки, в которых играли и веселились дети его возраста. У них были такие розовые щеки и круглые, сытые лица. Маленький рабочий готов был биться об заклад, что им никогда не приходилось клеить папиросных коробочек, -- а между тем, эти дети, несомненно, каждый день ели досыта.
– - Я не хочу быть рабочим!
– -- сказал однажды мальчик своему отцу.
– - Я хочу носить красивую одежду и играть в прекрасном саду так же, как те дети, которых я сегодня видел.
– - Ну, этого нельзя!
– - рассмеялся отец.
– - Всякому свое, мой милый. Всякому
– - Разве те дети умнее меня?
– - Не думаю.
– - Так, может быть, они прилежнее и послушнее?
– - Едва ли. Но они богаты, а ты -- беден. В этом вся разница.
И отец сейчас же забыл об этом разговоре, не придавая ему никакого значения. А между тем, он заложил в душу маленького рабочего жаркую искру, которая жгла его душу и не хотела потухать, а разгоралась все сильнее. И скоро эта искра разгорелась в целое пламя, но это пламя пожирало только его собственную душу.
Когда маленький рабочий подрос и окреп, его прогнали с картонажной фабрики и он поступил учеником на механический завод. На этом заводе работало больше трех тысяч человек, -- и новый рабочий ничем не выдавался из этих трех тысяч, кроме своей молодости. И спина его начинала уже горбиться, а лицо приобрело землистый оттенок.
Отец умер. Сын похоронил его на кладбище бедных, и заплатил штраф за прогульный день. Вернувшись с кладбища, он почувствовал себя совсем одиноким -- и совсем взрослым. А богатые дети, на которых он в свое время засматривался в парке, еще только готовились вступить в жизнь.
В свободные праздничные дни рабочий выучился грамоте. По печатному он разбирал довольно бойко, но письмо ему не давалось. Его руки слишком огрубели для такого нежного занятия.
Рядом с механическим заводом помещалась ткацкая фабрика. Там работали, главным образом, женщины: тщедушные подростки, болезненные матери с отвислыми пустыми грудями и уродливые, похожие на ведьм старухи с исковерканными, узловатыми членами. Работы кончались одновременно, -- и толпа мужчин: слесарей, кузнецов и котельщиков, смешивалась на улице с толпой мотальщиц, шпульниц и ткачих. Здесь мужья встречали своих жен, братья -- сестер и женихи -- возлюбленных. Здесь же, на грязной мостовой, они разговаривали и бранились, смеялись и плакали, -- и целовались, отойдя подальше от электрического света. А иногда толпу тревожил неистовый вопль боли и ужаса, -- и впопыхах уносили окровавленное тело.
Молодой рабочий не знал женщин и боялся их. Из того, что происходило вокруг него, он заключал, что женщины приносят больше горя, чем радостей, больше слез, чем смеха, -- и больше голода, чем хлеба. Его товарищи имели среди работниц своих подруг, но эти подруги слишком часто менялись и товарищи отзывались о них без всякого уважения.
– - Нет, -- решил рабочий, -- лучше уж я буду сам по себе.
И вышло как-то совсем случайно, что рабочему приходилось возвращаться домой с завода вместе с одной девушкой, которая жила в том же доме, где и рабочий. Девушка была года на два моложе его, -- и очень красива, несмотря на свой грубый, испачканный машинным маслом костюм.
Первое время они ходили по пустынным переулкам почти молча и говорили друг другу только "здравствуйте" и "прощайте". И при этом хорошенький ротик девушки ласково улыбался. Потом к этим коротким приветствиям они начали прибавлять еще по несколько фраз, -- а к концу первого года знакомства знали уже друг про друга всю подноготную.
Рабочему нравилось, что его знакомая держится всегда особняком от других, ни с кем не целуется в темных уголках и не назначает свиданий по праздничным дням в загородном лесу.