Работа легкой не бывает
Шрифт:
На одном из двух видео Ямаэ Ямамото, похоже, махнул на работу рукой и начал изучать какую-то рекламу. Я увеличила изображение и увидела информацию о специальных предложениях ближайшего супермаркета – того самого, записи с камер наблюдения в котором просматривала госпожа Оидзуми. Помня о том, что он открыт до полуночи, я пробежала рекламу глазами, пока Ямаэ Ямамото прокручивал ее на экране. Вместе мы просмотрели весь список – от товаров повседневного спроса, вроде бумажных полотенец, до закусок, перешли к овощам, затем к мясу, и вдруг мой взгляд упал на предложение «немецкий вурст, 1 кг». На фото рядом я опознала не что иное, как килограмм белых колбасок. Этикетка извещала, что они стоят «498 ИЕН!!!!!!» Цена казалась до смешного выгодной. Видимо, и Ямаэ Ямамото пришел к тому же выводу, потому
На следующее утро короткий путь от моего дома до места работы я проделала униженная и несчастная. В собственную глупость верилось с трудом. Но когда я задумалась, перебирая события прошлого, пришлось признать, что настолько дурацкие ошибки для меня отнюдь не исключение. И все же! Почему я не додумалась посмотреть, когда действительно это предложение? Почему вчера, пока я следила, как Ямаэ Ямамото глазеет на рекламки, меня не осенило, что на самом деле это позавчерашний Ямаэ Ямамото и что срок действия специального предложения, на которое он таращился, истекал в тот же день? Если бы я задумалась хоть на секунду, до меня дошло бы, но перспектива добыть вурст задешево так захватила меня, что даже мысли о сроке действия не мелькнуло. Рывок в супермаркет и прибытие перед самым закрытием, за пять минут до полуночи, были совершенно напрасными. Правда, до супермаркета от офиса всего пять минут пешком, так что обошлось без катастрофы, но за последние два рабочих часа мое нетерпеливое предвкушение колбасок достигло масштабов помешательства, так что когда в магазине меня известили, что специальное предложение больше не действует и все колбаски распроданы, я впала в состояние шока средней тяжести. «А я аж три кило ухватила», – доложила мне какая-то женщина, посчитав нужным вмешаться. «Даже в холодильник не все влезли», – добавила она, повернулась ко мне спиной и отошла, довольно хихикая. В этот момент я поняла, что именно чувствуют убийцы. Вдобавок у меня возникло на редкость отчетливое ощущение, что завтра мне не захочется идти на работу. Хотелось полентяйничать дома, упиваясь жалостью к себе. Или с силой протаранить ту тетку магазинной тележкой и выбежать из магазина.
Но рассвет наступает даже после ночей, полных настолько черных мыслей, как мои вчерашние. С физиономией, напоминающей подошву стоптанного башмака – вообще-то почти таким же лицом я щеголяла на заключительных стадиях моей прежней работы, – я перешла через улицу перед моим домом и в очередной раз вошла в офис компании наблюдения. Само собой, никому не нравится, когда работа слишком далеко от дома, но и слишком близко – тоже не предел мечтаний. В этом случае на работе оказываешься, не успев стряхнуть с себя дремотную вялость. Мой рабочий день начинался с десяти, вроде бы достаточно поздно для раскачки, но когда каждый вечер возвращаешься домой в двенадцатом часу, такой режим работы перестает казаться заманчивым.
Я включила мониторы, запустила компьютер, загрузила новые, вчерашние записи на левый экран, а сделанные после позавчерашнего похода Ямаэ Ямамото в супермаркет – на правый. После шопинга Ямаэ Ямамото всегда был свеж и полон жизни, словно заново родился. Его покупки были не настолько многочисленны, чтобы говорить о любви к шопингу как таковому, так что я предположила, что этот новообретенный пыл – результат временного избавления от тяжкой необходимости часами напролет сидеть на одном месте. Я тоже часами сидела неподвижно, но в отличие от Ямаэ Ямамото, который мог распоряжаться временем по своему усмотрению, единственным доступным мне развлечением оставались походы за обедом. Стало быть, у Ямаэ Ямамото больше свободы передвижения, чем у меня.
На левом экране вчерашний Ямаэ Ямамото мучился со своей работой, скрестив руки на груди, как обычно. Послешопинговый Ямаэ Ямамото на правом экране приготовил себе простую
Оказалось, что просмотр стендапа без звука – прямо-таки мастер-класс по фрустрации. Я прищурилась, скривилась, пытаясь разобрать, что они там говорят, но все было напрасно. Невозможно было даже определить, как их принимают зрители. Ямаэ Ямамото хохотал, нацелив палец в экран. Похоже, он веселился вовсю. Посмотрев три выступления, он проверил, сколько еще осталось до конца, поставил запись на паузу и ушел в кухню. Я сильно сомневалась, что именно в этот момент он достает из тайника контрабанду или получает новую партию, но правила есть правила, и я переключилась на запись из кухни, где застала объект с улыбкой вынимающим какие-то белые цилиндрические предметы из холодильника. Это был тот самый вурст – проклятый вурст, в котором мне отказали. Ямаэ Ямамото быстро вынул пачку, достал из нее две колбаски и ножом нарезал на круглые ломтики. Потом поставил на плиту сковородку, чтобы поджарить их.
Злость закипела во мне. Объект смотрел передачу, которую я не сумела записать, жарил вурст, который я не сумела купить. Колбаски поджарились мгновенно, Ямаэ Ямамото выдавил в посудинку немного кетчупа и сверху посыпал его порошком карри. Вероятно, в эту смесь он собирался макать колбаски.
Поставив на паузу позавчерашнюю запись, я налегла всем весом на подлокотники офисного кресла и запрокинула голову назад. Какую безотрадную жизнь я веду! Да, я понимала. Разумеется, понимала, что в этом мире есть бесчисленное множество вещей гораздо более ужасных и тягостных, чем мои нынешние беды. Но на время мне требовалось разрешение выкрутить ручку моего несчастья на максимум. Я обязательно убавлю его, обещала я, убавлю сразу же. Самое позднее – послезавтра.
Свою прежнюю работу я считала достойной, но она регулярно обманывала мое доверие в том, что касалось характера и количества нагрузки, пока не наступил момент, когда я просто больше не смогла выносить ее. А потом, после увольнения и переезда обратно к родителям, когда моя страховка по нетрудоспособности стала заканчиваться, работу пришлось искать снова. Но каким бы плачевным ни было мое положение, все время, пока наблюдала за Ямаэ Ямамото, я отчасти утешалась мыслью: до тех пор, пока за мной никто не шпионит, моя участь лучше, чем его. А теперь до меня вдруг дошло, что это не так.
Я поставила на паузу запись и на левом экране и поднялась на ноги – тяжело, как, должно быть, двигается медведь после спячки, наконец выбравшись из берлоги. Неверной походкой я побрела вон из комнаты и кое-как доплелась до магазина. Мне вдруг втемяшилось выпить чего-нибудь кисленького и терпкого. Газированного, в идеале – с привкусом кислой сливы и черного уксуса, но я же понимала, как мала вероятность найти подобный напиток. Однако молчала я так долго, что мне уже грозила опасность забыть, как надо дышать, и я, чтобы выпустить пар, в конце концов принялась с жаром объяснять сущность моих желаний продавщице.
– Ну что же, могу приготовить вам что-нибудь в этом роде, – жизнерадостно отозвалась она и шустро скрылась в глубине магазина.
Здравый смысл советовал остерегаться того, что состряпает мне эта женщина, но Ямаэ Ямамото так меня вымотал, что я, как мне казалось, уже была приучена выдерживать любой, даже самый значительный ущерб.
Наконец продавщица вышла с бумажным стаканчиком обычных размеров, вроде тех, какие выдает офисный автомат для питьевой воды, и вручила его мне. Жидкость в стакане имела бледно-золотистый оттенок и шипела от миллиона лопающихся крошечных пузырьков. На этом основании я сделала вывод, что получила в целом то, что хотела. Вдобавок жидкость пахла кислой сливой.