Работа легкой не бывает
Шрифт:
Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, нет ли еще чего-нибудь в глубине полок, за книгодержателями, и тут заметила банку с краской. Пользуясь смартфоном как фонариком, я поднесла его к банке, чтобы лучше разглядеть цвет, и убедилась, что это тот же оттенок, которым сделали надпись. У меня перехватило дыхание, пока я вспоминала, как господин Монага определял оттенок краски на ставнях, пользуясь своей дизайнерской шкалой.
– Вы что-нибудь ищете?
Голос за спиной прозвучал совершенно неожиданно, но я сразу узнала его: он принадлежал человеку, заговорившему со мной в переулке. Поспешно повернув голову так, чтобы спрятать лицо, я лихорадочно перебрала в
– Да, ищу туалет.
– Он здесь. – Я услышала, как мой собеседник постучал по двери. – Прямо за вами.
– А-а! Я не смогла прочитать надпись на двери, подумала, там кладовка или что-нибудь вроде.
– Здесь написано «уборная». То есть туалет. – Голос звучал бодро, но в нем отчетливо чувствовалось напряжение, от которого по спине бежали мурашки. – Возвращайтесь к нам поскорее!
Я кивнула с преувеличенным энтузиазмом, чтобы он точно увидел это и мне не пришлось бы поворачиваться к нему лицом. Дождавшись, когда он удалится в зал, где проходила встреча, я шмыгнула по темному коридору, толкнула дверь с табличкой «уборная» и вошла. За дверью обнаружилась маленькая раковина рядом с закрытой кабинкой, в которой я увидела унитаз в западном стиле и небольшое окно сбоку. Войдя в кабинку, я открыла окно и выглянула наружу. До соседнего здания было рукой подать, но мне показалось, что в этой щели хватит места для меня. И прыгать совсем невысоко.
Я оторвала длинную ленту туалетной бумаги, вышла из уборной и вернулась к решетчатому стеллажу. Подняла ручку банки с краской, обмотала ее бумагой, сняла банку со стеллажа и тихонько вернулась к выходу в коридор. Там я забрала туфли и поспешила снова в уборную.
В кабинке, едва дыша от волнения, я открыла окно настолько широко, как смогла, и сперва бросила в щель между зданиями туфли, которые приземлились с глухим стуком. Потом я опустила крышку унитаза, зажала под мышкой банку с краской и оперлась другой рукой на оконную раму. Стоять на крышке в одних носках было так скользко, что в какой-то момент я не на шутку испугалась, что свалюсь, но держаться стало легче, как только я перенесла вес тела на оконную раму. Я наклонилась так, словно собиралась выполнить барспин на велосипеде, крутанув руль, и опустила банку с краской на землю под окном. Затем, держась за оконную раму обеими руками, я высунула сначала одну ногу, потом другую и наконец выскользнула в узкий промежуток между домами.
Я обулась, подхватила банку и боком, как краб, направилась неизвестно куда по темной расщелине. Сознавая, что поступаю глупо, я вытесняла эти мысли из сознания другой: «Вот вам, негодяи! Если уж вы пожелали мне сдохнуть одиноко, я хотя бы нашла чем ответить».
Краска в банке имела значение по Манселлу 6.0R5.0/18.3, то есть по цвету совпадала с той краской, которой была сделана надпись.
– Но разве краска, вынесенная из здания, может считаться приемлемым доказательством? – осведомился господин Монага, словно играя роль в «CSI: Место преступления».
– Я понимаю, о чем вы, – ответила я, – но ведь вынести доказательство – это лучше, чем просто избавиться от него.
Я не сознавала этого, однако в моем поведении по отношению к господину Монага все свидетельствовало о том, что я не воспринимаю его как начальство или работодателя. И он тоже не держал себя как мой босс, возможно,
Он приступил к обзвону – видимо, типографий, задавая массу вопросов вроде «каков минимальный срок, за который вы могли бы справиться с этой работой?» и «насколько повысятся расценки за такой цикл обработки?». Поскольку мне было нечем заняться, я несколько раз заварила чай и составила на компьютере подробные заметки обо всем, что происходило с того утра, когда на ставнях обнаружилась надпись, располагая события в хронологическом порядке.
– Сегодня я намерен работать всю ночь и послезавтра попрошу вас снова взяться за замену плакатов. А сейчас идите домой и завтра можете отдыхать.
Так сказал господин Монага, завершив переговоры с печатниками, однако мне хотелось посмотреть, как будут развиваться события в офисе, поэтому я ответила, что осталась бы еще ненадолго, если я ему не мешаю. Я вставила снимки надписи, сделанные господином Монага, в свой текстовый файл. Сколько бы раз я ни смотрела на них, всякий раз ненависть, которой словно истекали знаки, заставляла меня задуматься: неужели мы чем-то заслужили ее?
Немного погодя в офис пришли госпожа Омаэ и госпожа Тадокоро. Первая несла многоярусную коробку с бэнто, завернутую в платок-фуросики. Госпожа Тадокоро была в брючном костюме и при полном макияже, но ее лицо выглядело осунувшимся, она крепко сжимала в руке телефон.
– Я наготовила столько тирасидзуси, что решила занести вам. А госпожа Тадокоро хочет с вами поговорить, – объяснила госпожа Омаэ.
При этом госпожа Тадокоро кивнула и спросила господина Монага:
– Не возражаете, если я присяду?
– Разумеется. – Господин Монага указал в сторону стола.
Женщины выдвинули стулья и уселись. Госпожа Омаэ развязала фуросики, достала четыре бумажных тарелки и положила тирасидзуси каждому из нас. Я заварила еще чай, пытаясь подсчитать, сколько раз за день готовила его.
– Вам испачкали ставни, да? – Задавая этот вопрос, госпожа Тадокоро, которая, как я догадалась, зашла к нам по пути с работы, сосредоточенно моргала и тыкала пальцем в свой телефон. – Сегодня я проснулась рано, около четырех, и пока чистила зубы, увидела, что мимо дома кто-то прошел. Я немного испугалась, поэтому выглянула посмотреть, кто там, и поняла, что, кажется, знаю этого человека. Поэтому я пошла за ним.
Госпожа Тадокоро выложила свой смартфон на середину стола и нажала кнопку воспроизведения видео. Держа в руке что-то похожее на банку с краской, тот самый молодой человек, который остановил меня в переулке, а потом пытался загнать обратно на встречу «Одиночества больше нет!», прошел мимо объектива камеры. Послышался шорох, камера сместилась, а затем продолжила снимать в просвет между двумя кустами, как тот же человек пишет кистью на ставнях.
– Это может вам пригодиться? – спросила госпожа Тадокоро, поднимая голову.
Господин Монага кивнул.
– Думаю, да.
Госпожа Тадокоро отпила пару глотков чая, потом опустила голову и тяжело вздохнула.
– Какой же он жалкий, мой муж, если связался с такими людьми!
Однако господин Монага вдруг покачал головой.
– Это не так, – заявил он.
– Не так, – поддержала я господина Монага, хотя мысленно не согласилась с ним, и принялась за тирасидзуси, приготовленные госпожой Омаэ. Они тоже оказались очень вкусными.