Работа на лето

Мартынов Александр

— Это ты про Гаврюхина? — усмехнулся Мачо. — Да, было такое…

В областном центре, в Остроге, — пояснил он Генке. — Потом у него чёто полоса несчастий пошла — питбуль удавился, машина сгорела, дверь в квартиру взорвалась… Он и дёрнул в Питер жить. Подальше от наших диких мест…

— Короче, берём собачатин, — подытожил Диман. — Мы с Мачо и ты, Андрэ — втроём справимся, выезжаем завтра… Ну, кому ещё что помыть надо? Пошли, сейчас ребята придут баню убирать…

… В предбаннике показалось очень холодно, и Генка, поспешно вытеревшись, начал одеваться — и обратил внимание на то, как Диман провёл пальцами по вороту куртки. Генка пошутил:

— Проверяешь на вшивость?

— А? — Диман посмотрел отсутствующе и усмехнулся: — Да нет… Ампулу проверяю.

— Какую ампулу? — Генка перестал одеваться. Диман спокойно пояснил:

— Да

понимаешь, Клир… На меня тут всё замкнуто. Целую кучу вещей только я знаю и только в памяти держу. Если что — мне нельзя попадать, скажем, в ментовку или к бандюкам живым. Я ведь не смогу промолчать, если как следует возьмутся, — он пожал плечами, — а что же из-за меня — людям пропадать? Вот я и достал несколько, ну, ампул, с цианидом. Один раз куснул — и всё, сразу.

Генка молча смотрел на спокойно объясняющего это Димку, и тот рассердился:

— Ну а что ты так смотришь?! Ну что ещёто делать, если в такие игры играем?!

— Ничего, — медленно сказал Генка. Потянул на ноги штаны и, снова посмотрев на Димана, сказал: — Я с вами. Теперь — просто не вопрос. Хотя… один вопрос. Можно, Дим?

— Давай, — буркнул тот.

— А что вообще за люди на вас работают?

— Не надо говорить «работают». Помогают. Многие. Ты понимаешь, хороших людей на свете много. В сотни раз больше, чем плохих. Но они почти всегда боятся активно бороться. Кто из-за семьи, кто из-за работы, кто просто за себя трусит… Но им стыдно. Вот они и думают: "Я просто помогу чутьчуть… "Понимаешь? Я их не виню и даже понимаю. Мне их даже жаль. Они видят, что вокруг плохо, а решительно бороться — духу не хватает. А им перед нами стыдно — пацаны бьются, что-то сделать пытаются, а я сижу… Ну и помогают охотно, кто чем может — деньгами, информацией, кто-то просто промолчит… И им не так страшно, и нам польза… Хотя если бы все взялись поправде, то всю мразь за неделю раздавили бы. И оружие бы нашлось, и деньги, и вожди… Андрэ! — окликнул он Олега Андриянова, который ожесточённо вытирал голову. — Спойка, где гитара?

Олег моментально скользнул наружу, оставил дверь открытой. Все потянулись следом, устраивались на поленьях. Олег уже сидел на старой лавочке возле стены, перебирая струны. Не поднимая головы, он спросил:

— Отчего вы, поручик, печальны? — и Генка, как раз садившийся на самое удобное полено, не понял, что это начало песни, а Олег спросил снова:

— В чём тоски ваша тайная суть?Станислав и Владимир с мечами (1)Неспроста украшают вам Грудь. Вам ли, сударь, не видеть развязки?Так довольно хандрить, милый мой!Нынче армия в НовочеркасскеЗдесь начало дороги домой!

— он вскинул голову, и Диман, опершийся рукой на косяк двери, присоединил свой грубоватый голос к олегову альту:

1. Имеются в виду ордена Российской Империи. С мечами — в знак военных заслуг.

— И неважно, что полк меньше ротыНо у каждого грудь в орденах!Эскадрон ваш, блистательный ротмистр,Весь почти в офицерских чинах!Каждый ведает цену ошибкиИ победы пленительный вкус,Демонстрируя в яростной сшибкеОслепительный сабельный шлюсс!Аа… кто-то сыщет бессмертную славу,кто-то сгинет, поверженный в прах,Когда лава проходит сквозь лавуНа карьером идущих конях!Только всплеск угасающей мысли,Да холодная ночь, как смола,Если кто-то, безжалостно быстрый,Рассекает тебя до седла!

— и Олег снова заговорил, даже не подыгрывая себе:

— Мы невольники истинной веры. Это явь, как она ни горька… Нашу честь, господа офицеры,Не увяжешь, как тюк в торока… И

когда над Россиею тучиСобираются, вроде чумыкто-то должен вмешаться, голубчик. кто-то должен вступиться, голубчик. Ах, голубчик… Ну кто, как не мы?..

КЛИРИК ПРОТИВ МРАЗИ

Глеб уже минуту как пришёл в себя и оценивал обстановку. Он сидел, прислонённый к стене в отделении УАЗа для заключённых. Левая рука прикована к правой руке сидящего рядом беспризорника. Темно, но не совсем — временами из кабины тоже что-то падает. Напротив сидят двое ментов. Один смотрит в заднее окно, забранное решёткой, второй поигрывает дубинкой. Мальчишкабеспризорник по временам ёжился и тихо, дрожаще вздыхал…

… Всё шло хорошо. Генка даже посмеялся сам над собой — перед отъездом он сунул в надрезанный шов джинсов (уроки Лешего!) длинную стальную спицу. Просто так, повинуясь какомуто толчку. Зря. Он помотался сорок минут по улицам города — Острог был полумиллионным облцентром, шумным и суетливым — в какой-то степени даже наслаждаясь подзабытым ощущением большого города, зашёл в кафе, но еда показалась отвратной, позвонил домой и узнал, что отец уехал. Пакет в кабинке тоже взял без проблем, попытался понять, кто из посетителей туалета его оставил, но так и не понял. На автобусе добрался до железнодорожного вокзала, посмотрел расписание — ближайшая электричка уходила в полодиннадцатого вечера! Генка вышел из здания, и отправился мотаться по городу…

К вокзалу он вернулся около десяти, прошёлся туда-сюда по площади с небольшим сквером, свернул за пакгаузы.

И увидел, как между ними двое ментов, матерясь, бьют мальчишку — явного беспризорного, примерно ровесника Генки. Тот не сопротивлялся, только закрывался руками. Занятые этим делом, менты не услышали шагов Генки — он застыл, поражённый увиденной картиной. Такого он ещё не видел — и, когда старший из ментов сказал: "Кончай его, нечего!" — а младший размахнулся нанести удар дубинкой по затылку мальчишки, Генка почти непроизвольно выкрикнул: "Нет, что вы делаете?!" А дальше он ничего не успел сделать — потому что не ожидал, не верил, несмотря на всю определённость происходящего, что это может быть на самом деле. Один удар пришёлся по темечку, второй — в колено…

… Голова болела несильно, но ломило колено. На очередном прыжке на ухабе Глеб попробовал пошевелить ногой — шевелится, но больно… стоп, откуда ухабы?! Изпод прикрытых век он посмотрел в заднее окно. Темнота. Они не в городе. какой-то просёлок…

Так. Убивать везут, что ли, хладнокровно подумал Глеб. Вполне может быть. Он видел, как эти гады забивали насмерть пацана. А по нему видно, что он не из беспризорных. И?.. И — вывезти подальше и записать в пропавшие без вести, потому что такой пацан может и хай поднять, полез же вступаться? Тогда вылететь из ментовки можно, а где ещё найдёшь такую кормушку? Глеб не питал ни малейших иллюзий по поводу морального облика «арестовавших» их "блюстителей". Для таких жизни двух мальчишек в сравнении с тёплым местом — ноль, жизнь беззащитного — не объект для защиты, а ничто, в лучшем случае — объект для куража, для демонстрации власти, подкреплённой дубинкой, наручниками и пистолетом… И даже если бы были сомнения в том, что живыми их не отпустят — просто попадать в ментовку нельзя. Ни в коем случае. Сразу начнётся выяснение, кто он. Следующий вопрос — где он проводит лето? Следующий — что он делает за пятьсот километров от своего областного центра? А простой обыск (так, а ведь меня не обыскали… ) даст массу интересного. Деньги, например. Кстати, обыскать могут и труп — и наверняка обыщут… Тогда спалятся и ребята. Амбец.

Надо действовать. Быстро и беспощадно.

Убивать их неохота. Он никогда никого не убивал. Не хотелось бы начинать с соотечественников, пусть и такой мрази. Но тут всё зависит от того, смогут ли они его внятно описать. Нет, не смогут. Темно — и тут, и там темно было, а свет фонарика искажает лицо до неузнаваемости. В лучшем случае смогут составить фоторобот, по которому можно арестовать половину обезьянника в любом зоопарке.

Их счастье…

Только бы нога не подвела. Клир сосредоточился. Боль мне кажется. Её нет. Я не хочу её. Её не существует. Она лишь в моём сознании, а я — хозяин сознания, я управляю им, а не оно мной… Как там Юрз учил…