Работай на меня! Выходи за меня!
Шрифт:
— Это ты так думаешь, — Жак фыркнул. — Но зная твою бывшую женушку, она точно что-то задумала.
— Я смотрю ты неравнодушен к моим «женушкам», — я бросил на друга презрительный взгляд, который доставил явное послание «если я об этом не говорю, не значит, что забыл».
Жак же без всякого смущения принял вызов и имел наглость ухмыльнуться. Он знал, что я ему ничего не сделаю и откровенно издевался. Вот набить бы ему морду, чтобы больше неповадно было мою жену целовать!
Но вместо того, чтобы осуществить свой план, я просто сделал еще глоток кофе.
— Я не сомневаюсь, что Калли что-то задумала,
Помню, как открыл дверь в свой лофт в Париже и увидел продрогшую Калли. Одежда на ней была настолько мокрой, что облепила неестественно худое тело. Вода капала на пол и собиралась в лужу у ее ног. Волосы, благодаря соломенной шляпе, остались почти сухими, лишь на концах немного спутались, а некоторые пряди и вовсе стали похожи на иглы, которые в любой момент могли уколоть. Под ее обычно такими яркими голубыми глазами залегли глубочайшие тени.
В тот день дождь лил почти также как сегодня, если даже не сильнее…
— Мне нужно уехать, — у Калли всегда был неидеальный французский, но сегодня ее акцент не просто усилился. Я еле разбирал слова.
— Беги, — все, что я мог ей посоветовать, после произошедшего.
Я только вернулся с похорон парня, которому было чуть больше двадцати. Он даже в гробу напоминал разгильдяя: белая футболка с Металликой, рваные джинсы и его любимые белые кроссовки. Отросшие вьющиеся волосы были собраны сзади в хвост, открывая обозрение осунувшиеся перед смертью лицо.
У этого парня была мечта, которой его лишили. Он хотел, чтобы его музыка была услышана и признана. Этот парень желал, чтобы его творчество трогало сердца, растапливало в них лед и цинизм, который мог скопиться в течении многих лет. Этот парень был не просто моим соседом, а лучшим другом.
— Поехали со мной, — прошептала она, а в ее глазах собрались слезы.
Но я больше им не верил. Ничему не верил. Все, что было связано с этой женщиной, пропиталось ложью. Прогнило изнутри. Даже Пьер, который, казалось, был привит добротой и чистой, пошел не по тому пути.
— Убирайся!
В миг слезы вместе с другими признаками страдания исчезли с ее лица.
— Ты мой! И всегда будешь моим! Запомни это! — на этот раз слова звучали четко, даже акцента почти не слышалось.
Что еще в нашей жизни было ложью? Я закрыл дверь перед ее носом и под звук удаляющихся шагов сполз по ней вниз, оплакивая друга, который попался в дурманящую ловушку моей «жены».
— А если станет известно обо всем, что происходило в том клубе? — Жак протянул слова так, будто не хотел озвучивать их.
Я покачал головой и поставил недопитый кофе на стойку.
— Клуб чист уже много лет и, насколько я знаю, закрыт.
— Но когда-то не был… — Жак пронзительно посмотрел на меня. — Не был, когда ты был его владельцем.
Я внутренне содрогнулся. Если все это выйдет наружу, пострадает не
— Нужно убедиться, что ничего не выплывет наружу, а этот клуб не будет открыт, — я взглянул на Ника, и он снова просто кивнул.
Его телефон завибрировал, и Ник посмотрел на экран.
— Ваша жена на работе, — сообщил он, прежде чем заблокировать телефон.
— Будет прикольно, если твоя бывшая обратиться к настоящей за помощью в открытии клуба.
— Да нет…
Глава 22
Снежа
Вот же сволочь! Это личное дело? Личное? Ну уж нет! Он за это поплатится!
Я захлопнула дверь своей квартиры, бросила ключи от его машины прямо на пол, как и пальто, которое схватила у двери и сразу пошла в душ. Нужно смыть с себя запах, который все время напоминал мне об этой сволочи! А больше всего хотела избавиться от рубашки: порезать на мелкие кусочки или сжечь, а может быть и то, и то. А лучше повесить на стену и метать в нее ножи, представляя лицо моего мужа! Мужа!
Личное дело, говоришь?
Я сорвала с себя рубашку. Пуговиц на ней не было, поэтому они не разлетелись по кафелю в ванной, жалобно звякая и не закатились в самые труднодоступные места. А жаль!
Кроме своего телефона, я так ничего и не нашла. Хотя должна признаться, я плохо искала. У меня было только одно желание — убраться оттуда как можно скорее. Особенно после того, как он захлопнул дверь прямо перед моим носом!
Рубашка оказалась на полу. Я подавила желание потоптаться по ней, включила горячую воду, почти кипяток, и зашла в душ в надежде, что легкая боль поможет избавиться от желания придушить этого гада. Или хотя бы ослабить его. Ага. Не тут-то было!
Вместо желанного освобождения мысли заполнили навязчивые образы того, как мы принимали душ вместе. Я чувствовала его прикосновения на моей разгоряченной коже. Слышала тихий прерывающейся шепот. Его поцелуи были везде: на моей шее, груди, ключицах, губах…
Я ударила кулаком по стене и тут же пожалела об этом. Боль волнами пронеслась от костяшек пальцев по руке и дальше. Пришлось сцепить зубы, чтобы не закричать. Но зато воспоминания об удовольствии, которое я получила с Алексом, смыло потоком, напоминающим тот, под котором я стояла. Костяшки пальцев покраснели, но кожа не повредилась. Видимо удар был недостаточно сильным, хотя синяки безусловно останутся. Но если учитывать, что они и так украшали все мое тело, а в районе бедер вообще можно было разглядеть звездное небо, то еще парочку отметен — это меньшее из зол.
По крайней мере, я спокойно смогла смыть с себя запах Алекса и даже голову вымыть. Хотя пару флешбэков проскользнуло перед глазами, а мои пальцы периодически ощущались как его. Но в остальном обошлось без жертв в виде разбитых костяшек, и я вышла из душа, обернув вокруг талии полотенце.
Капли воды капали на пол, пока я шла на кухню, чтобы попить воды. Но не дошла. Мой телефон, который я нашла на прикроватной тумбочке, предусмотрительно стоящим на зарядке, разрывался в кармане пальто. Я сначала хотела его проигнорировать, но остановилась на половине пути с огромным желанием послать одного гада в жопу.