Работы Фрейда по технике психоанализа.
Шрифт:
"От великого до смешного один шаг", — вот точка, в которой сновидение затрагивает слушателя — Фрейда, ибо это сказано для него.
Итак, то немногое, что осталось от сновидения, слово "канал", в результате ассоциации не подлежит уже больше оспариванию.
Я хотел бы привести и другие примеры.
Бог свидетель тому, насколько чутко Фрейд группирует факты, и вовсе не случайно в некоторых главах определенные вещи оказываются рядом. Так, когда сновидение приобретает определенную направленность, в нем оказываются наличными феномены чисто лингвистического порядка. Субъектом в полном сознании была сделана языковая ошибка. Во сне субъект знает, что это была языковая ошибка, поскольку один из персонажей вмешивается,
Возьмем еще один пример — я несколько случайно выбрал его сегодняшним утром — знаменитый пример, опубликованный Фрейдом в 1898 году в первой главе "Психопатологии обыденной жизни". Говоря о забывании имен, Фрейд приводит случай, когда в беседе со своим попутчиком он с трудом вспоминает имя автора знаменитой фрески собора в Орвьето — обширной композиции, изображающей событие конца света с центральным моментом явления антихриста. Автор этой фрески Signorelli. Фрейду не удается вспомнить его имя. В голову ему приходят другие имена: Botticelli — нет, Boltraffio — тоже нет. Ему не удается припомнить Signorelli.
Он смог восстановить это имя лишь благодаря аналитическому приему. Ведь такой небольшой феномен не мог возникнуть из ничего — он является составной частью текста беседы. В тот момент попутчики покидают Рагузу, попадают во внутренние районы Далматии и находятся уже почти на границе австрийской империи — в Боснии-Герцеговине. Название Bosme дает повод к некоторым историям, и Herzegovine — тоже. Затем следует несколько замечаний о симпатичных чертах пациентовмусульман. Отношение мусульман к врачу осталось в некотором смысле примитивным и свидетельствует об их исключительной корректности. Когда врач сообщает им плохую новость о неизлечимости болезни — собеседник Фрейда, вероятно, практиковал в этой местности, — эти люди могут поддаться на мгновение чувству враждебности в отношении врача, но тут же обращаются к нему со словами: "Негг, вы, конечно же, сделали все возможное". Что ж, перед ними факт, который надо принять. Их умение понимать это обуславливает сдержанность, учтивость, уважение в отношении врача, к которому обращаются по-немецки Негг. Вот на каком фоне протекает беседа, запинающаяся показательным забыванием. Фрейд старается найти разгадку такого запинания.
Он замечает, что с интересом участвовал в разговоре, но в определенный момент внимание его отвлеклось, и в то время как он говорил, мысли его были далеко. Его раздумья были навеяны рассказанной историей.
С одной стороны, ему пришло на ум то значение, которое придавали его пациенты-мусульмане всему связанному с сексуальными функциями. Один пациент, консультировавшийся у него по поводу нарушения потенции, сказал буквально следующее: "Если этого больше не будет, чего стоит тогда жизнь". С другой стороны, он вспомнил, как однажды во время короткого пребывания в одной местности ему стало известно о смерти пациента, долго у него лечившегося. Подобные известия, говорит Фрейд, всегда являются потрясением. Фрейд не захотел излагать свои мысли о значении сексуальности своему собеседнику, не будучи в нем вполне уверенным. Более того, ему не было приятно останавливаться на смерти своего пациента. Однако подобные раздумья отвлекли его внимание от того, что он тогда говорил.
Если вы обратитесь к этой работе в издании "Imago", вы увидите замечательную табличку, сделанную Фрейдом. Он переписывает все слова: Botticelli, Boltraffio, Herzegovine, Signorelli, и под ними — вытесненные мысли: звук Негг и вопрос. А в самом низу то, что осталось, итог. Слово Signor было отозвано обращением Негг вежливых мусульман, Traffic — тем фактом, что он был поражен там известием о своем пациенте. В то время как речь его
Что все это значит? Речь здесь не идет о вытесненном как таковом, ведь если Фрейд и не говорит определенных вещей своему попутчику, он тут же приводит их в тексте. Однако все происходит так, как если бы эти слова — а мы вправе говорить тут о словах, поскольку упомянутые части слов живут полной жизнью самостоятельных слов — были бы частью той речи, которую Фрейд на самом деле должен был произнести собеседнику. Он не произнес ее, хотя и начал. Именно это интересовало его, именно это он готов был сказать, но поскольку речи такой не состоялось, от нее остались в последующей беседе лишь обрывки, кусочки, остатки.
Разве не дополняет данный феномен, возникающий на уровне реальности, то, что происходит на уровне сновидения? Выступание подлинной речи — вот с чем мы имеем дело.
Одному Богу известно, как долго может эта подлинная речь удержаться. Что, если не абсолютное, не присутствие смерти имеет она в виду? Не зря Фрейд предпочел (и не только из-за своего собеседника) не слишком задерживаться на подобных размышлениях. Кто знает, не переживается ли врачом проблема смерти как проблема границ собственной власти. Врач, в данном случае Фрейд, как и любой другой на его месте, терпит поражение — именно так воспринимаем мы утрату больного, особенно если долго занимались его лечением.
Чем же обезглавлено слово Signorellfi Центральным моментом тут, безусловно, является первая часть слова и ее семантические отголоски. И поскольку речь, вскрывающая самую глубокую тайну существа Фрейда, не произнесена, постольку Фрейду удается задержаться на другом лишь посредством ее остатков. От этой речи остаются лишь обрывки. Вот он — феномен забывания. В данном случае он буквально проявляется в разрушении
Вот к чему были все эти примеры — в той мере как признание бытия не доводится до конца, акцент речи целиком оказывается на той стороне, где она задерживается на другом.
Существу речи вовсе не чуждо задерживаться на другом. Без сомнения, речь является опосредованном — опосредованием между субъектом и другим — и она подразумевает реализацию другого в самом этом опосредовании. Важным элементом реализации другого является то, что речь может нас с ним объединить. Вот что, главным образом, я и внушал вам, ведь именно в этом измерении и происходят наши бесконечные перемещения.
Однако у речи есть и другой лик — откровение.
Откровение, но не выражение — бессознательное невыразимо без искажений, Entstellung, нарушений, преобразований. Этим летом я написал "Функцию и поле речи и языка", намеренно не употребляя там термин "выражение", поскольку все творчество Фрейда разворачивается в направлении откровения, невыражения. Откровение является последней пружиной того, что мы ищем в аналитическом опыте.
Сопротивление возникает в тот момент, когда речь откровения не выговаривается, или — как занятно сформулировал Стреба в конце отвратительной, но столь чистосердечной статьи, где в центр всего аналитического опыта ставится раздвоение эго, а одна его половинка должна помогать нам в борьбе против другой, — в тот момент, когда субъект уже не может найти выхода из положения. Он задерживается на другом, поскольку то, что стремится к речи, так и не получает к ней доступа. Задержка речи в силу того, что нечто делает ее по сути невозможной, — это ключевой момент, где полностью перевешивает первая сторона речи и речь сводится к функции отношения к другому. Если речь функционирует тогда как опосредование, то лишь потому, что она не состоялась в качестве откровения.