Рабы Парижа
Шрифт:
Тут уже Монлуи не выдержал, вышел из себя и заговорил с хозяином довольно непочтительно.
Пьяный Октавий пришел в бешенство.
— Я не желаю иметь такого управляющего! — проревел он. — Считайте себя уволенным!
— Хорошо, — ответил Монлуи. — Но вы еще должны взять обратно те слова, которыми оскорбили мою женщину!
— Я думал, вы умнее. А вы докатились до того, что теряете отличное место из-за пустой, ничего не стоящей девчонки. Можете не сомневаться: эта дрянь гуляет с кем попало, когда вы на службе!
— Ни
Граф хотел его ударить, но промахнулся.
Монлуи окончательно рассвирепел:
— Вам ли говорить о гулящих женщинах? Ведь вы сами женились на чужой любовнице! И вы еще смеете называть кого-то дрянью, когда ваша собственная жена…
Он не успел договорить.
Его сразила пуля Октавия.
Почему граф не дослушал своего бывшего слугу до конца?
Он сомневался в Диане. Но сомневаться — еще не значит знать.
Знать он не хотел.
Октавий страстно любил жену и готов был простить ей все, что угодно. При этом условии знание теряет всякий смысл.
Лишь бы оно отсутствовало у всех.
Вот почему Октавий не дослушал.
Вот почему погиб Монлуи.
Вот почему виконт ничего не сказал жене.
С помощью де Кленшана и Людовика Октавий избежал суда, но его не оставляла в покое совесть.
Он разыскал молодую женщину, честь которой защищал на роковой охоте Монлуи. Она недавно родила сына и при крещении дала ему имя Поль.
После гибели Монлуи у нее не осталось никаких средств к существованию.
Граф стал помогать этой женщине, не объясняя причин своего покровительства.
Вскоре молодые супруги де Мюсидан перебрались в Париж.
Диана рвалась в бой. Где-то здесь, в этом огромном городе, находится дворец герцогов де Шандосов, в котором ее законное место заняла эта потаскуха Мари!
…Перед отъездом Диана отыскала в Бевроне бывшую горничную мадемуазель де Пимандур и узнала, что ее бывшая хозяйка до замужества была влюблена в маркиза Жоржа де Круазеноа.
Что еще нужно умной женщине, чтобы отомстить своей сопернице?
Медовый месяц Норберта и Мари имел сильный привкус полыни.
С каждым днем они становились все более чужими друг другу или, вернее, их взаимная холодность становилась все более заметной. Чужими они были всегда. Даже в церкви, произнося "да", они лгали.
Граф де Пимандур их покинул на другой же день после свадьбы. Цель его жизни была достигнута: он разъезжал в карете с настоящими древними гербами, на которые имел полное право. Ну, если не он, так его дочь. И все наперебой приглашали его в гости. А он принимал все приглашения и за время визита успевал множество раз произнести слова "моя дочь, герцогиня де Шандос".
Палузат был на вершине блаженства.
Когда молодые уехали, он тут же переселился
Мари в это время страдала в чужом и неприятном ей Париже.
Войдя впервые во дворец де Шандосов, она растерялась.
Покойный герцог, отказывая во всем себе и сыну, был расточителен до сумасбродства, украшая дворец для внуков.
Сколько там было золота, серебра, дорогих картин и статуй, великолепных ковров и невиданных редкостей! Трое старых слуг встретили хозяев у парадного входа и доложили, что комнаты готовы, а обед подан.
Все это было слишком похоже на прекрасный сон или волшебную сказку.
Норберт тоже чувствовал себя неловко.
К счастью, старый Жан хорошо знал прежние порядки дома де Шандосов.
За две недели он восстановил все.
Но шум, блеск и царское великолепие дворца не оживили его для молодой герцогини. Она находила комнаты слишком большими, потолки слишком высокими, обои слишком пышными…
Она была одинока среди множества снующих по своим делам лакеев, которыми уверенно и четко руководил Жан.
Несколько ее подруг были сейчас в Париже, но Норберт категорически запретил принимать их, считая, что они недостаточно знатны. Сами же де Шандосы не ездили в гости из-за траура.
Одна, всегда одна! Бесконечные часы, дни, недели…
Могла ли она не вспоминать Жоржа?
Если бы позволил отец, то она была бы сейчас маркизой де Круазеноа и наслаждалась бы счастьем где-нибудь в Италии…
Норберт же вел ту бессмысленную жизнь, которая обычно заканчивается разорением или самоубийством. Парижские вертопрахи с восторгом приняли в свою компанию человека столь знатного и богатого, как герцог де Шандос. Все поздравляли его с обретением свободы, льстили, угождали и бессовестно пользовались его доверчивостью деревенского простофили.
У герцога неожиданно оказалось так много искренних друзей, что он растерялся, не зная, кому отдать предпочтение.
Он пренебрегал всеми условностями, принятыми в обществе. Понимая, что не может состязаться с парижанами в любезности и остроумии, Норберт легко превзошел всех расточительством, грубостью и цинизмом.
Не спрашивая цену, он приобретал лучших скаковых лошадей. Без особых причин затеял две-три дуэли и успешно провел их. Постоянно появлялся в приличных домах с женщинами веселого поведения…
Целыми днями он скакал верхом по городу, наносил визиты, фехтовал, бил баклуши в компании кормящихся за его счет прощелыг. Ночью пировал и играл в карты. Домой возвращался всегда на рассвете, проиграв все, что было в карманах. При этом его ноги и язык заплетались так сильно, будто соревновались между собой.
Жена его почти не видела.
Жан, выгружая по утрам хозяина из кареты, тяжело вздыхал.
Он не боялся разорения своего господина, но опасался за честь рода де Шандосов.