Рабы Парижа
Шрифт:
Очередная встреча на Елисейских полях поумерила восторги Норберта.
Диана была грустна и задумчива.
— Что с вами? — спросил герцог.
— Я раскаиваюсь.
— В чем?
— В том, что уступила вашим просьбам. Мне не следовало приходить к вам в дом.
— А разве вы не хотели быть поближе ко мне?
— Я виновата и в этом.
— Но что тут плохого?
— Мы поступили неосторожно. Ваша жена что-то подозревает.
— Не может быть!
— Я видела
— Она так расхвалила вас, когда вы уехали…
Мадам де Мюсидан пожала плечами.
— Если так, то она еще умнее, чем я думала.
— Мари?!
— Она скрывает свои подозрения, чтобы легче было их проверить.
— Герцогиня так простодушна и легковерна…
— Не верьте этому.
Норберт улыбнулся.
— Не смейтесь! — воскликнула Диана. — Только женщина может понять женщину.
— Что же теперь делать?
— Самое верное средство — это…
Графиня сделала паузу, чтобы усилить воздействие своих слов на Норберта, который приписывал жене собственное простодушие.
— Говорите же! — взмолился герцог.
— …совсем перестать встречаться.
— Ни за что!
— Тогда позвольте мне подумать. На следующей встрече я сообщу вам мое решение.
— До завтра!
— А пока будьте как можно осторожнее.
Диана уехала.
Результатом размышлений мадам де Мюсидан было то, что Норберт полностью изменил свой образ жизни.
Он перестал устраивать пиры и дуэли, не проводил больше ночей за картами и вином. Много времени и внимания стал уделять жене. По вечерам сидел дома.
Знакомые смеялись над ним и обзывали примерным мужем.
Эти перемены давались ему с трудом. Он бурно возмущался тем, что вынужден постоянно лицемерить. Но Диана управляла герцогом так, как англичане своими колониями — "железной рукой в бархатной перчатке".
— Вы должны жить именно так, — говорила она в ответ на его жалобы.
— Но почему же?
— По двум причинам.
— Объясните.
— Во-первых потому, что так надо.
— А во-вторых?
— Во-вторых потому, что я так хочу. Вам этого недостаточно?
— Пощадите! — взмолился Норберт.
— А почему я должна терпеть, капризы человека, воображающего, что он меня любит? Я вам не жена и ничем вам не обязана. К тому же от вашего поведения зависит наша безопасность. Надо, чтобы мадам де Шандос увидела, что счастье в ее дом принесла я.
Что мог ответить на это Норберт?
Он был страстно влюблен в Диану и боялся ее потерять.
Приходилось слушаться.
Графиня и герцогиня почти не расставались, и Норберт уже начинал ревновать: жена отнимала у него Диану.
С тех пор, как мадам де Мюсидан подружилась с герцогиней, он видел
Самое же неприятное заключалось в том, что ему никак не удавалось остаться с Дианой наедине.
Каждый раз она устраивала так, что между ними оказывалась Мари.
Де Шандос был в таком же положении, как Пьеро в итальянских фарсах, который, желая поцеловать Коломбину, обязательно попадает губами в щеку Арлекина.
Если Норберт начинал сердиться, то мадам де Мюсидан властно говорила ему:
— На что вы надеетесь? Неужели вы считаете меня способной на такую мерзость?
Он понимал, что Диана играет с ним, как с ребенком или, скорее, как с куклой.
Но ему и в голову не пришло выяснить цель этих маневров.
Мари уже не имела никаких секретов от дорогой подруги и однажды, раскрасневшись от смущения, поведала той о своей первой и единственной любви.
Когда герцогиня произнесла имя Жоржа де Круазеноа, Диана задрожала от радости.
Она несколько месяцев подготавливала этот миг, который отдавал в ее руки честь герцогов де Шандосов.
Тем временем оскорбленное самолюбие и неисполнимые желания постепенно привели Норберта на грань сумасшествия. Если бы он мог хотя бы встречаться с любимой, как бывало, на Елисейских полях! Но теперь она появлялась там лишь в сопровождении друзей своего мужа. Иногда это были де Сермез или де Клерин, но чаще всех — Жорж де Круазеноа.
Все эти господа не нравились герцогу, а последнего он просто возненавидел, считая его нахальным фатом, занимающим около Дианы законное место Норберта.
Но он ошибался.
Маркиз де Круазеноа имел в свете самую высокую репутацию. Его любили за остроумие и уважали за рыцарственность.
Увидев мельком Диану, приехавшую в гости к герцогине, Норберт спросил ее:
— Какое удовольствие вы находите в том, что этот Круазеноа всюду бегает за вами?
Она ответила с дьявольской улыбкой:
— Вы слишком любопытны. Узнаете, когда придет время…
Если бы герцог был умнее и осторожнее, то его бы очень встревожил тон, которым мадам де Мюсидан произнесла свой ответ.
Не проходило дня, чтобы она не заводила с госпожой де Шандос разговоры о Жорже, все больше растравляя ее сердечную рану.
Когда закончился траур, герцогиня начала появляться в обществе. Особенно часто она навещала Диану де Мюсидан. Однажды ее попросили подождать подругу несколько минут и проводили в гостиную.
Мари вошла — и увидела там Жоржа де Круазеноа.
Оба ахнули и побледнели.
— Жорж, простите меня! — прошептала она.
— За что? Вы поступили, как считали нужным. Это — ваше право.