Рабыни рампы
Шрифт:
– Джордж, - вздохнул Гарри.
– Мне не хочется тебя огорчать, но это моя девушка.
Перед возвращением домой он купил цветы для Крис. Может, ей понравится, подумал он.
Сид Фрейзер приехал в Голливуд до того, как стало модно быть либо голубым, либо чернокожим. Теперь, в просвещенные семидесятые, он был в моде по обеим причинам. В свои более молодые годы он воображал себя актером с традиционным чердаком в Гринвич-Виллидж с традиционными тараканами. По крайней мере эти тараканы проявляли воспитанность и мирно уживались с крысами на одной территории. Ко
Он переехал в Голливуд в надежде, что никто там не заметит еще одного черного гомосексуалиста. Это было в 1959 году. Его несколько раз побили в различных местах Южной Калифорнии. В конечном итоге он нашел подобных себе людей и через них работу. В 1962-м Сид обрел свою нишу. Это случилось, когда он начал карьеру гримера и настолько в ней преуспел, что теперь уже никого не волновали его дурные наклонности, даже если бы он спал на своем чердаке с любимой гориллой. Актрисы сражались за право попасть к нему, как, впрочем, и некоторые актеры. Сид умел в течение часа омолодить вас на десяток лет. Он мог утаить безобразные подбородки и даже скрыть отвратительные привычки. Это был настоящий кудесник.
Вдруг стало модно приглашать франтовато одетого чернокожего гримера на домашние вечера.
Только будьте осторожны и не оставляйте его наедине с мужем… хи-хи-хи.
Ни с того ни с сего самые знаменитые, самые богатые, самые большие светила в этом самом ярком от звезд городе захотели стать его друзьями. Или что-то вроде этого. Однажды вечером, слегка перебрав, он изложил историю своей жизни знаменитому сценаристу, человеку, известному своей склонностью к художественным портретам неудачников, различных эмоциональных и физических калек. Это было ошибкой с его стороны. Писателю нужен был материал, а не дружба. И не любовник. К счастью, история Сида оказалась слишком пикантной даже для Голливуда.
Он начал отказываться от приглашений, ссылаясь на то, что его новый (воображаемый) любовник никак не годился в "социальные бабочки". Сид не испытывал внутренних страданий - нет, он был разочарован. На публике он мелькал у всех на глазах, всех поддразнивал, к вящему удовольствию своих клиентов. Именно этого они ожидали от него, и он давал людям то, что они хотели, при условии, что они не станут вторгаться в его частную жизнь. Никто из его клиентов, по существу, ничего о нем не знал: где он живет, чем занимается в свободное время, был ли он влюблен или только собирался влюбиться.
Теперь ему было сорок. Если даже он сохранил очень мало иллюзий, ему все же нравилась его жизнь. У него был хороший дом с прекрасным садом - то, что он всегда хотел иметь. Он заботился о своем здоровье: не ел недожаренного мяса, употреблял в умеренных количествах алкоголь, ежедневно уделял сорок пять минут физическим упражнениям, чтобы держать в форме свое довольно
– У Господа явно странное чувство юмора, - заметила мать Сида, узнав о его странных сексуальных наклонностях.
Он был готов с ней согласиться.
– Налить еще кофе?
– девушка с каштановыми волосами, которая прислуживала ему последний месяц, держала в руках дымящийся кофейник.
Сид протянул ей чашку.
– Спасибо, дорогая, - последний месяц он работал в новой картине Джона Эллисона, на натуре, на том куске калифорнийского побережья, который обошелся продюсерам подешевле.
Он смотрел вслед девушке, возвращающейся в комнату для официанток, где она, не стесняясь, начала чесать в голове обратной стороной карандаша с резинкой. Сразу видно краску - любительская работа. На черепе у нее не было грунтовки для должной окраски волос. Вероятно, под краской скрывались белокурые волосы. Ничего себе - блондинка работает во вторую смену в абсолютно необитаемом, тихом кафе, в то время как большинство таких, как она, до упаду отплясывают буги-вуги.
– Лейк, - окликнула ее другая официантка.
– Я иду домой, о'кей?
– О'кей, увидимся завтра!
– она вновь почесала голову, слегка нахмурившись.
Нельзя сказать, чтобы она его сильно заинтриговала, убеждал себя Сид; она поманила его рукой. Не так просто было возбудить его чувства. Как бы ни любил он свою работу, все завершалось еще одним лицом, которое нужно было загримировать, либо осветлить, либо наложить тени. Убрать затемнение. Выпятить свет. Все это была наука, точная и беспристрастная. Нельзя сказать, чтобы она была совершенным холстом для его неподражаемого искусства. Он не хотел ее, чего не скажешь о других мужчинах. Самые красивые женщины в киноиндустрии предлагали ему себя.
Саймон Сид, у тебя просто никогда не было нужной тебе девушки.
Но он не поддавался соблазну. Однако он на самом деле хотел эту девушку. Он хотел стать ее другом. Он был таким же одиноким, как и она.
Она принесла яичницу с ветчиной.
– Пожалуйста, Сид.
– Почему бы тебе не отвлечься, или как там называют это твои подружки-официантки, и не присоединиться ко мне?
– он приветливо улыбнулся ей и, закрыв журнал "Варьете", бросил его на стол.
– Я просто умираю без пусть даже краткого, но интеллигентного разговора.
Она погрозила ему пальчиком.
– Так вам и надо. Вы сами пошли в шоу-бизнес.
– Ну, прошу тебя, - он комично захлопал ресницами. У Сида хватало обаяния для подобных пустяков, и он никогда при этом не выглядел полным идиотом.
– Опускаетесь до подкупа?
– налив себе чашку, она села рядом.
– Ну, как дела на картине?
Он пожал плечами.
– Одно могу сказать - сейчас не время Оскара, - он протянул ей кусочек тоста, который она рассеянно опустила в чашку с кофе.