Рабыня благородных кровей
Шрифт:
— Это все, что я могу для тебя сделать, — шепнула она.
Осторожно выглянула наружу — никого — и потянула за собой жертву ханских утех. Это та самая аланка, вдруг поняла она. И шепнула:
— Иди!
И подтолкнула девушку в сторону, противоположную той, где, как Анастасия знала, сейчас собрались нукеры.
Аланка на мгновение с благодарностью прильнула к ней и метнулась за ближайшую юрту. Больше Анастасия никогда её не видела и ничего о ней не слышала.
А между тем, исчезновение пленницы обнаружилось довольно скоро.
— Кто-то ей помог, — определил Бучек. — Мои узлы она сама бы не развязала.
— Надо послать погоню, — решил Тури-хан. — На этот раз мы не станем играть с нею. Пусть твой бич разорвет её на куски!
— Стоит ли отправлять погоню, — пожал плечами Бучек. — Если Аллаху угоден её побег, и нукеры её не найдут, что подумают остальные рабы?
— Что из куреня можно сбежать? — догадался хан. — Но допустить, чтобы её помощнику такое сошло с рук? Кто-то же осмелился…
— И какие имена приходят первыми в вашу голову, светлейший? — льстиво осведомился Бучек.
— Аслан, Аваджи, — выдохнул хан.
Лицо Тури исказилось от ненависти, и Бучек понял, что подогревать светлейшего нет необходимости. Он и сам возненавидел тех, кому недавно покровительствовал. Оба бывших его любимца имели то, чего хан иметь не мог: детей и бескорыстно любящих жен.
— Что-то в последнее время они сдружились, — процедил Тури-хан. — О чем они говорят, собираясь вместе? Какие секреты между собой обсуждают?
Бучек благоразумно молчал. Он успел понять, что светлейший с подозрением относится к мыслям, высказанным другими. Если же он до этого додумался сам…
— Уруска родила Аваджи княжеского ублюдка, — продолжал распаляться тот. — А он радуется, будто это его сын. Почему так везет этому сыну каландара (Каландар — нищий (тюрк.).)? И посмотри, как уруска расцвела. Точно роза в райском саду. А у меня неизвестно куда пропадают не только жены, но и рабыни!.. Я убью их!
— Хан не может позволять нукерам сомневаться в своей справедливости. Да ещё накануне великого похода, — осторожно заметил Бучек. — Если светлейший безо всякой причины убьет своих лучших юз-баши… Иное дело, если они погибнут в сражении… Если позволит хан своему ничтожному слуге дать совет…
— Говори!
— Кто умеет ждать, тот получает все.
— Я не привык ждать! — надменно проговорил Тури-хан, хотя в глубине души он уже согласился с Бучеком. — И потом, уж не предлагаешь ли ты мне, как турецкому евнуху, обходиться без женщин?
— Разве допустит верный слуга, чтобы его господин заскучал? воскликнул довольный Бучек. — У меня не только отыщется с десяток девушек, которые вовсе не хуже использованной аланки, но и такие, которые, будучи обнаженными и к кольцу привязанными, покажутся хану куда желаннее…
— А ты хитрец! — погрозил пальцем хан. — Подожду. А потом разберусь и с ними, и с их женами!
Бучеку оставалось только порадоваться: именно этого он и хотел.
Глава
Где-то в середине зимы Лоза решил проверить, насколько быстро его смерды смогут спрятаться в подземном убежище в случае опасности. Как раз сегодня он ожидал в Холмы тиуна (Тиун — княжеский собиратель дани, управляющий.) Грека, нудного и вздорного человека, которого терпеть не могли не только холмчане, но и все смерды, что жили на княжеских землях.
Лоза посадил в правом крыле своего дома, там, где когда-то был девичий терем, а сейчас — сторожевой пост холмчан, самого востроглазого мальчишку по прозвищу Сокол, а вместе с ним поставил на сторожевую службу самого быстроногого мальчишку по прозвищу Заяц.
Теперь ребятишки внимательно следили за ведущей из Лебедяни дорогой, чтобы тут же поднять тревогу, ежели в сторону Холмов поедет кто-то из города.
Не сказав никому, кроме Прозоры, ни слова, Лоза решил проверить сноровку своих подопечных, а заодно и проучить высокомерного, самоуверенного Грека.
Главный вход в подземелье был устроен сразу за колодцем. Когда рыли его, то имели в виду, что и в зимнее время, когда прячущегося человека могут погубить оставленные им следы, место у колодца самое оживленное, а потому и самое затоптанное. Кто станет искать там какие-то следы?
Мужики помоложе приготовились бежать в лес — дорога в него тоже обычно была исхожена.
Ход в подземное жилище из леса хитроумно прятался под сухим деревом, которое освободили от корней и теперь использовали как рычаг, чтобы поворачивать тяжелую, придуманную самим Головачом, крышку.
Все получилось так, как задумали. К Лозе прибежал запыхавшийся Заяц дворянин стоял посреди села, чтобы лично наблюдать, как холмчане станут прятаться. Он ещё с осени начал учить своих людей: "Чтобы в землю ныряли, как мыши — раз, и нету!"
— Едут! — закричал Заяц. — Сани, а следом пятеро верховых! Едут в нашу сторону!
По знаку Лозы ещё один подросток кинулся к столбу с привязанным к нему старым медным тазом и застучал деревянной колотушкой.
Медный таз, пожертвованный одной из холмских молодиц, издавал звуки, слышные на любом краю села, что твой колокол.
Тиун Грек ехал в розвальнях. Он улыбался в предвкушении того, как станет распекать сейчас новоявленного владельца земли. Село было богатым, и такого княжеского подарка мог ожидать кто угодно, но отдать этот жирный кус дворянину!
Совсем обнаглели дворяне! Пользуются расположением князя и оседают на его землях как хозяева. То, что дворяне не просто чувствуют себя хозяевами, а и, получив дарственные грамоты на землю, становятся ими, Грек в запале не хотел признавать.
Станешь черни уступать, начнут и бояр с родовых земель сгонять! Ну кто таков этот конюший князя? Попросту старший конюх, а теперь любуйся, почти боярин!