Ради острых ощущений
Шрифт:
Я спустился вниз в малиновую гостиную, где Октобер торжественно обошел вокруг меня, протянул мне стакан сухого шерри и заявил:
– Невозможно поверить, что вы тот самый молодой бандит, с которым я ехал в поезде.
– Это я, – сухо заверил я, и он расхохотался.
Он усадил меня в кресло спиной к двери и пустился в светскую болтовню о лошадях, пока я потягивал шерри. Интересно, что у него на уме, подумал я, глядя, как он с каким-то неуверенным видом бродит вокруг камина.
Вскоре мое любопытство было разрешено. Дверь
– Я хочу вас кое с кем познакомить, – сказал он.
Я встал и обернулся. У двери стояли Пэтти и Элинор. Вначале они меня не узнали. Пэтти протянула руку и вежливо произнесла: «Как поживаете?», очевидно ожидая, чтобы ее отец представил нас друг другу. Я взял ее за руку и подвел к креслу.
– Присядьте, – предложил я ей. – Вас ждет большое потрясение.
Если с Пэтти мы не встречались три месяца, то Элинор видела меня всего четыре дня назад, во время своего рокового визита к Хамберу. Она сказала с сомнением:
– Вы очень изменились… но вы Дэниел.
Я кивнул, и она залилась краской. Блестящие глаза Пэтти остановились на мне, ее розовый рот открылся.
– Так вы… это правда? Малыш Дэнни?
– Да.
– О-о! – Ее лицо, начиная с шеи, тоже отчаянно покраснело, но на сей раз это была краска стыда.
Октобер наблюдал за их замешательством.
– Так им и надо, – сказал он. – Будут знать, как устраивать людям неприятности.
– О нет! – воскликнул я. – Вы к ним несправедливы… и потом, вы же не все им обо мне рассказали?
– Не все, – признался он, начиная подозревать, что у его дочерей было больше причин краснеть, нежели он предполагал, и что задуманная им встреча-сюрприз приобрела несколько неожиданный характер.
– Тогда расскажите сейчас, а я пока пойду поговорю с Теренсом… И еще… Пэтти… Элинор… – Их удивило такое обращение. – Память у меня короткая и вообще неважная.
Когда я вернулся в гостиную, у девушек был подавленный вид, а Октобер с беспокойством наблюдал за ними. Я подумал, что отцы могут неумышленно причинить сильную боль своим дочерям.
– Не вешайте носа, – приободрил я их. – Если бы не вы, я бы в Англии со скуки умер.
– Вы вели себя гнусно, – с чувством сказала Пэтти, не желая признавать себя побежденной.
– Да… и очень сожалею об этом.
– Вы могли бы сказать нам, – упрекнула меня Элинор.
– Глупости, – вмешался Октобер. – Разве можно доверять языку Пэтти!
– Я понимаю… – медленно проговорила Элинор. – Да, я же не успела поблагодарить вас за… за то, что вы спасли меня. Доктор все рассказал мне. – Она снова покраснела.
– Спящая красавица, – улыбнулся я. – Вы были похожи на мою сестру.
– У вас есть сестра?
– Две, – сказал я. – Шестнадцать и семнадцать.
– А-а. – Она немного успокоилась. Октобер метнул на меня быстрый взгляд.
– Вы слишком великодушны, Дэниел. Одна из них заставила меня возненавидеть вас,
– Именно так – хоть бы что. Давайте лучше забудем об этом.
Таким образом, несмотря на малообещающее начало, вечер все-таки прошел вполне сносно – девушки постепенно перестали смущаться, а под конец даже смогли смотреть мне в глаза, не краснея при этом. Когда они ушли спать, Октобер вытащил из внутреннего кармана листок бумаги и вручил его мне, не говоря ни слова. Я развернул листок – это был чек на десять тысяч фунтов. Куча нулей. Я молча смотрел на них. Потом медленно разорвал свое состояние пополам и положил обрывки в пепельницу.
– Большое спасибо, но я не могу это взять.
– Но вы выполнили работу, почему же вы отказываетесь от платы?
– Потому что… – Я остановился. Потому что… что? Я не мог подобрать подходящих слов. Мне хотелось сказать что-то вроде того, что я узнал больше, чем требовалось по контракту. Что я слишком много в это вложил. Что я убил человека. Во всяком случае, мне было невыносимо думать, что я возьму деньги за все, происшедшее со мной в эти месяцы.
– Должна же быть какая-то причина, – с некоторым раздражением настаивал Октобер.
– Ну, во-первых, честно говоря, я делал все это не из-за денег и не могу принять от вас такую сумму. Более того, когда я вернусь домой, я собираюсь вернуть вам остаток первых десяти тысяч.
– Нет-нет, – запротестовал он, – Вы их заработали и должны оставить себе. Подумайте о вашей семье!
– Все, что нужно моей семье, я заработаю продажей лошадей. Он загасил сигару.
– Вы возмутительно независимы. Просто не представляю, как вам удавалось так долго изображать из себя конюха! Если не ради денег, ради чего же вы все это делали?
Я поерзал в кресле – синяки все еще давали о себе знать.
– Да пожалуй, ради острых ощущений.
Дверь кабинета распахнулась, и в него неторопливо вошел Беккет. Я поднялся. Он протянул мне руку, а я, вспомнив слабость его пожатия, протянул ему свою. Он слегка сжал ее и тут же отпустил.
– Мы давно не виделись, мистер Роук.
– Больше трех месяцев, – согласился я.
– Вы закончили заезд.
Я с улыбкой покачал головой.
– Боюсь, что споткнулся на последнем препятствии.
Он снял пальто, повесил его на узловатую вешалку для шляп и размотал шерстяной шарф. Почти черный костюм подчеркивал его бледность и худобу, но глубоко посаженные, обведенные темными кругами глаза не потеряли своей всегдашней живости и проницательности. Он долго и пристально смотрел на меня.
– Садитесь, – сказал он, – и извините меня за опоздание. Вижу, что о вас позаботились в мое отсутствие.
– Да, спасибо.
Я снова опустился в кожаное кресло, а он занял свое место за столом. У его кресла были подлокотники и высокая спинка, и он тут же оперся на них локтями и головой.