Ради смеха, или Кадидат индустриальных наук
Шрифт:
— С прошлой недели ждете? Значит, тем радостней должна быть наша встреча, — бесхитростно сказал телемастер и улыбнулся. В следующую минуту он деловито снял пальто, распахнул на стуле чемоданчик и, как бы предвкушая приятную работу, потер руки. Спросил — На что жалуемся, хозяюшки?
— Это в каком смысле?
— Что с телевизором? — уточнил мастер.
— Ни звука, ни изображения.
— Прекрасно! — порадовался мастер. — И давно?
— Недели две.
— Прекрасно! Сейчас мы вашему телевизору сделаем хара-кири. Ох и сделаем!
— Это как: хара-кири? —
— А это значит, потрохи — на стол, а там посмотрим, много ли лишних деталей останется.
— Молодой человек…
— Мама, да он ведь шутит. Пойди займись ужином. Мастер распечатал телевизор, помычал, разглядывая схему, и, видимо, по укоренившейся привычке работать разговаривая или разговаривать работая, без особого интереса спросил:
— А молодая хозяйка случайно не артистка?
— С чего это вы взяли?
— Ну, а кто бы еще с ножом в зубах после работы бегал?
— А-а, — чему-то своему улыбнулась Оля. — Это я стрессовое состояние снимала.
— Это хорошо, когда стрессовое состояние снимаешь, — бездумно ответил молодой мастер, ковыряясь отверткой в телевизоре. — А почему с ножом?
— Проучить ее хочу.
— Правильно, почему бы и не проучить. Постойте, — насторожился мастер, — кого проучить?
— Маманю.
— А… а в чем она провинилась?
— Взгляд у нее сегодня нехороший. Я ее ножичком — бжик! — она и подобреет.
Мастер от неожиданности едва не выронил отвертку. Потом выглянул из-за телевизора, пытаясь по лицу девушки понять: не розыгрыш ли? Оля с самым серьезным видом изучала журнал. Мастер слегка ошарашенно спросил:
— А если мой взгляд н-не понравится?
Оля поднялась с дивана и равнодушно через плечо сказала:
– Я не смотрела в вашу сторону.
— Ну, а если…
– Ну, а если не понравится, трахну чем-нибудь по башке и привет!
– От кого привет? — обалдело спросил мастер.
– Какой несообразительный! — Оля покачала головой. — Если я трахну, то, значит, и привет от меня.
– Ясненько! А г-где вы работаете? — сглотнув слюну, спросил мастер.
– Я? Ха-ха-ха! Да нигде. Мы на особом счету у государства.
– Кто это — мы?
– Не понятно, да? Вот сейчас возьму…
– Хозяйка! — вдруг громовым голосом пророкотал щупленький телемастер и, когда Нина Васильевна зашла а комнату, попросил. — Сядьте, хозяйка, между нами, а то мне ваша дочь совсем голову заморочила. Ага, вот здесь и сидите смирненько. Тихонько, смирненько…
Нина Васильевна непонимающими глазами смотрела то на мастера, то на Олю и, так и не угадав причину случившегося, спросила у дочери: Что произошло?
– Ничего. Сидели, разговаривали, — она кивнула на мастера, — я ему кое в чем призналась.
– В чем призналась? — встревожилась Нина Васильевна. — Оленька, он ведь посторонний человек.
– Вот постороннему и призналась, — удовлетворенно подтвердил мастер и молодцевато вытянулся за телевизором. — А своим зачем признаваться? Свои и так все знают, — многозначительно добавил он и посмотрел на Олю. Услужливая память
— Своим зачем признаваться? — повторил он. — Свои и так все знают.
Оля вспыхнула и, бросив журнал на диван, удалилась на кухню. Нина Васильевна проводила ее взглядом, шумно вздохнула и скрестила на груди руки.
— Все-таки, что здесь произошло?
Мастер, как завороженный, смотрел на руку Нины Васильевны, перехваченную бинтом. Та, почувствовав упорный взгляд, заерзала на стуле.
— Что вы так смотрите? И вообще, вы пришли телевизор ремонтировать…
— Хозяйка, что у вас с рукой?
— С какой рукой?
— С левой. Где бинт.
— Ничего. Обычные кухонные дела. Порезалась.
— Порезались, — удовлетворенно заключил мастер. — А как это произошло?
— Не помню.
— А рядом с вами… дочурки не было? — вкрадчиво поинтересовался телемасгер.
— Была. Она меня и зацепила нечаянно.
— Нечаянно, — осклабился мастер. — Ножичком.
— Точно. Мы чистили картошку, Оля кого-то уморительно скопировала, я засмеялась, вскинула руки и — бжик…
Жест Нины Васильевны был копией олипого, когда она демонстрировала мастеру, как владеть ножиком. Мастер огромным носовым платком утер лицо и с опаской посмотрел на дверь, ведущую в кухню.
— И давно она так уморительно… бжикает? — ткнул воображаемым ножичком телемастер.
— Что вы сказали?
— Я говорю, давно она у вас, — мастер недвусмысленно крутнул пальцем у виска, — с приветом?
— Это как понимать? — В голосе Нины Васильевны прозвучали отдаленные, почти мурлыкающие интонации тигрицы.
– Я, конечно, сочувствую… Такая с виду симпатичная, образованная и…
— Что «и»? — короткая реплика не позволила повторить голос большой кисы, но зато поза была весьма красноречивой.
– Я думал, это только в книжках… Образованная, симпатичная и такая… чудовище!
— Что-о-о?! — сказала мама-тигрица и…
Ну, а дальше все было так, как должно быть. Двери, оказывается, можно открывать не только руками, но и спиной, пальто надевать не обязательно в прихожей, тем более, что у подъезда места значительно больше, что же касается инструмента телемастера, то при помощи магнита он его собрал па лестничной площадке за каких-нибудь два часа.
Оля сначала смеялась, а потом вдруг накатила грусть. Она вышла па балкон и сказала: