Радио Хоспис
Шрифт:
Промелькнул дорожный указатель: «Бэйкед Брик. 3 км». Стас знал этот городишко. Он вырос вокруг большого завода по обжигу кирпича – основного поставщика всех строительных компаний. В этом городе в любое время года дороги были унылого оранжевого цвета от кирпичной крошки. Если бы Стас не сдал свой первый аттестационный экзамен на проживание во Втором Периметре, он отправился бы крутить баранку в этот самый Бэйкед Брик. Распределение действовало жестко, если ты собирался работать на государство. А поскольку Стас мало что умел делать собственными руками, да и коммерческой жилкой не обладал, кроме государственной службы ему ничего не светило. В отличие от Шрама, к примеру, у которого руки были золотые, способные подчинить себе душу любого автомобиля, вне зависимости от марки,
А потом однажды его откомандировали в группу Марка Гейгера, и все полетело к чертовой матери…
Стас ослабил галстук. Бруно приоткрыл форточку и закурил. Протянул пачку Стасу, тот покачал головой.
– Я знаешь чего не могу понять? – сказал Стас. – Каким образом Алиса оказалась втянута в это дело вместе со Скальпелем. Мне и раньше казалось, что их встреча – это какое-то слишком натянутое совпадение. А теперь мне в это вообще не верится.
– На ее отце испытывали сыворотку Скальпа, – стряхивая пепел в форточку, ответил Бруно. – Тот, что исчез. Это ее отец. Приемный.
«Студебеккер» вильнул на дороге. Не сильно, но достаточно, чтобы вызвать удивленный возглас Шрама.
– Я что-то не понимаю, – покачал головой Стас, – или в хронологии запутался. Из твоего рассказа я понял, что ученого допрашивали как раз перед тем, как Скальп кинулся в бега.
Бруно кивнул.
– Но отчим Алисы к тому времени был уже убит. Несколько месяцев. С него все и началось.
Бруно пожал плечами.
– Ладно. – Стас кивнул и уставился на дорогу. Низкое небо, укутанное в промозглое облачное покрывало, летело, намертво прицепившись к «Студебеккеру». – Нет смысла ломать над этим голову сейчас. По крайней мере, пока я не поговорю с Готфридом.
Дорога делала поворот, плавно огибая высокий холм. На вершине холма высилась покосившаяся сторожевая вышка. Наверное, где-то неподалеку раньше было фермерское хозяйство или общинное поселение, Стасу приходилось слышать о таких. Как правило, это были религиозные общины. Впрочем, судя по состоянию вышки, община давно перестала существовать.
Когда «студ» вывернул на прямую трассу, Шрам спросил из-за спины:
– Это не твои ребята возвращаются?
По встречной полосе на высокой скорости приближался «Мазерати» Душки Джи.
– Началось, господа гардемарины, – пробормотал Арчи, который никогда не был гардемарином. Только в эту минуту Стас понял, что именно старина Ауч теряет больше всех их: «Долину», сбережения, надежду на расширение заведения, спокойную жизнь удачливого предпринимателя. Даже проклятую гору льда… Впрочем, все они что-то теряли, всем в эти минуты приходилось перечеркивать часть прожитой жизни. Это было важно, это не было чем-то не имеющим значения, но четверо старых солдат и пятый, где-то там, впереди, они понимали, что рано или поздно судьба выкинет сигнальный флажок и все, что было, придется оставить и двинуться с насиженного, обжитого окопа, не важно куда, это как раз значило
Машины остановились форточка в форточку. С пассажирского места выскочил Хворостов. Бруно открыл дверь и вышел, уступая ему место.
– Дорога впереди перекрыта, – сказал, усаживаясь, Хворостов. Казалось, русский абсолютно спокоен, но Стас заметил, как он барабанил пальцами по колену. – Вокруг холмы, на «Студебеккере» не уйти. Да и на «Мазерати» тоже. Вариант только один – прорываться. Вы погоните дальше, а мы останемся и прикроем, задержим их какое-то время.
– Не может быть и речи, – покачал головой Стас, – вы тут вообще ни при чем.
– Все мы тут при чем, – пожал плечами Хворостов, – дело ведь не только в тебе, Стас. К тому же никто не собирается героически жертвовать собой. Мы их слегка подержим, дадим вам уйти. Потом оторвемся. У них там армейские «Бьюики» и еще какие-то родстеры. А мы на «Мазерати». Им нас не догнать. Душка Джи говорит, что знает этот район…
– А чего он не знает? – хмуро вставил Стас.
– Там дальше есть развилка. Вам направо, в сторону Стены. А мы уведем их налево. Потом вернемся в город. Пойдем сразу к Моралесу, в его интересах нас прикрыть. А если что, скажем, что выполняли твои приказы. Мы же подчиненные.
– Можем попытаться вернуться и найти другую дорогу?
– Где гарантия, что ее тоже не перекрыли? Чем дольше вы здесь болтаетесь, тем больше у нихшансов взять вас. Подтянут силы, если придется, могут задействовать полицейскую авиацию. Нельзя давать им это время, Стас. Поверь, я не герой, но другого выхода не вижу.
– Он прав, – сказал с заднего сиденья Арчи.
Стас обернулся и увидел, как толстяк достает из внутреннего кармана пальто черный короткоствольный револьвер. Шрам, переломив ружье, вставлял патроны.
– Он прав, – повторил Арчи, – надо прорываться. Правильно думает.
«Не надо аплодисментов, леди и джентльмены. Это я в очередной раз заглянул в ваши дома через динамики радиол. Кто такой я? Боже, что за глупый, черт побери, вопрос. Меня знают все, меня любят все, за исключением тех, кто должен меня ненавидеть в силу служебных обязанностей. Потому что я славный парень, я душа общества и сердцебиение вечеринок. И хотя еще не вечер и время для первой стопки водки не настало, к черту, делайте динамики погромче! Мы будем веселиться прямо сейчас, потому что через час может быть поздно. Через час может случиться все, что угодно, и то, что случится, может запросто стать несовместимым не только с весельем, но и с жизнью в целом. Давайте, парни, давите на газ, гоните тачки своей жизни навстречу судьбе, и будем, мать вашу, смеяться в ее потное упырье рыло, будем вращать задницами под запрещенную музыку и жить этим мгновением. Оно уже наступило, оно в ваших долбаных руках. Держите крепче баранку и пускайте под колеса все ухабы. Мы крутые парни, и нас не остановить. Это говорю вам я, диджей Халли, голос последнего нормального эфира этого долбаного мира, рэйдио «Хоспис». Запомните это название, потому что последнее, что услышит этот мир, летя в дьявольскую жаровню, это «Бае кон диос», сказанное на волнах этого радио.
И пусть смешной дуэт из Карла Перкинса и Джона Фогерти сыграют нам свою «All Mama’s Children». Почему? Да потому что я так хочу! Мне нужно немного свежего воздуха. А кто запретит?»
Уже смеркалось, когда две машины выскочили из-за поворота, слепя пространство перед собой врубленными на дальний свет фарами. Впереди несся тяжелый мордастый черный «Студебеккер» с белым верхом. За ним – юркий красный «Мазерати». Двое дежурных в черно-белой форме ополченцев едва успели отскочить в сторону, когда тупой нос «Студебеккера» снес шлагбаум. В нескольких метрах от шлагбаума поперек дороги были раскатаны полицейские ленты с шипами. «Студебеккер» тяжеловесно, с визгом тормозов ушел в сторону, объехав это место по плоскому боку придорожного холма слева, несущийся следом «Мазерати» проделал тот же маневр по правому склону.