Радиоконтакт с потусторонним миром
Шрифт:
Так как смерть требует своей дани, невзирая на социальное положение, возраст или пол, я столкнулся с совершенно разными людьми и узнал об удивительных, порой потрясающих поворотах судьбы.
На меня была возложена в высшей степени непростая и ответственная задача стать доверенным лицом мертвых, и я не смог бы должным образом с ней справиться без помощи своих невидимых друзей.
Я могу лишь вкратце перечислить многочисленные события, следовавшие одно за другим.
Но прежде чем я начну свой рассказ, порой напоминающий телеграфные сообщения, я хотел бы коснуться
Читатель, возможно, помнит, что еврейская песня «Нагила Хава» была предложена мне в четырех версиях, причем текст каждый раз менялся. Когда я записал песню в третий раз, запись оказалась очень ясной и частично очень громкой. Я обнаружил, что в ней одновременно появились двое моих умерших друзей. Это были Арне Фальк, который говорил о судьбе исполнителя и давал комментарии, касающиеся его, а исполнителем был мой русский друг Глеб Боевский, бывший морской офицер, которого после русской революции судьба занесла в Палестину.
Боевский был благородным, образованным и многогранным человеком, всегда окруженным молодежью, часто очень бедной. Они то занимались раскопками финикийских могил, то строили лодки и плавали на Кипр ловить макрель. Несмотря на лишения, в них жил дух приключений и предприимчивости, составлявший основу их скромного существования.
Боевский умер в 1945 году от воспаления легких. А сейчас он весело напевал, а Фальк комментировал песню. Из текста было ясно, что Фальк знает о судьбе Боевского. В этот раз он говорил большей частью по-шведски, вставляя то тут, то там немецкие и русские слова. Боевский пел, чередуясь, на немецком, русском, итальянском, шведском и арабском языках. Он свободно импровизировал в стихотворной форме.
Сначала он рассказал детали, касающиеся одного знакомого, недавно умершего в Стокгольме. Потом подчеркнул важность наших контактов, назвал мое имя и дважды повторил: «Мы едем. Фридель ждет нас!»
В переводе текст песни звучал следующим образом: «Когда захочешь. полиглот. Привет, Юргенсон. это правда, йог слушает… мелодия семь. Боевский призрак Моэлнбо. Фридель ищет мост к мертвым, которого боятся. нет, нет, все будут приятно удивлены. Потрогай меня. Брахман. арбуз проверяется на рынке, все проверяют сердце в Моэлнбо.» и так далее.
Следует заметить, что его упоминание Брахмана имеет отношение к его предшествующей жизни в Индии. «Проверка» арбуза относится к Палестине, когда мы на рынке сжимали арбузы, проверяя их на спелость. В данном случае это значило, что те, на другой стороне, проверяют мое сердце на духовную зрелость. Женский голос с русским акцентом вставил: «Боевский. Юргенсон».
Летом 1963 года мы с женой и сыном поехали в Италию. Когда мы навещали Энцо и Джоконду в Серапо, произошло следующее.
Однажды вечером Джоконда, Энцо и я ехали по набережной Гаэты. Энцо вел машину и включил радио. После новостей наступила короткая пауза, после чего женский голос выкрикнул: «Фридель, Фридель, завтра!»
Джоконда взволнованно повернулась к нам: «Вы слышали? Они позвали Фриделя!»
Энцо от волнения чуть не въехал в столб. К счастью,
На следующий день вечером мы встретились у Энцо и Джоконды. Энцо достал старый магнитофон и совсем старый транзистор. Мы не смогли соединить магнитофон с радио и вели запись через микрофон.
На улице было душно, и у меня болела голова. Несмотря на это, я усердно крутил настройку. Вскоре послышался высокий голос Лены: «Идите спать! Идите спать! Слишком поздно!» — сказала она по-немецки и по-итальянски.
Мы все услышали эту фразу, проигрывая запись. За этим последовала громкая и оживленная дискуссия на итальянском. Мы не смогли больше ничего записать. Радио начало трещать и издавать ужасные громкие звуки.
Через час началась сильная гроза. Стало совершенно темно, сверкала молния, гремел гром. Меня не оставлял в покое вопрос, знала ли Лена о грозе еще вчера, когда сказала: «Фридель, Фридель, завтра!»
Несмотря на краткость и странный характер этой записи, она послужила для Энцо и Джоконды доказательством реальности моих контактов и возбудила их интерес.
Когда в начале сентября я вернулся в Нисунд, я в тот же вечер включил магнитофон. Сразу же у меня установился контакт с Леной, а затем последовали три совершенно разные сообщения, два из которых были сделаны мужским голосом, а одно женским. Они носили чисто личный характер. Самым интересным и любопытным в них было то, что они совершенно отличались друг от друга не только по содержанию, но и по громкости и качеству звука. Во время первой передачи не было никаких помех. Несмотря на то, что голос был довольно тихий, можно было без труда услышать текст и узнать голос говорящего.
Во второй передаче голос прорывался через саксофонное соло, а затем начал говорить в паузах между музыкой. В конце каждого музыкального произведения голос немедленно включался, и тогда можно было понять каждое слово, несмотря на атмосферные помехи.
Третья передача была настоящим гвоздем программы. Хотя сначала раздавалась музыка и посторонние голоса, а сам женский голос начал говорить очень тихо, слышно было каждое слово, потому что голос очень умело использовал паузы. Эта передача не только превзошла все предыдущие по громкости и ясности. Женский голос был полон таких сильных эмоций, что невольно захватывал так, что иногда по спине пробегали мурашки.
Это было что-то вроде высокого монотонного пения, начавшегося в пиано, а женский голос раздавался как будто бы издалека. Затем он начал звучать все ближе и ближе, пока не вырос до фортиссимо.
В этом крещендо было что-то, содержащее в себе накал огромной энергии. Сообщение предназначалось мне лично. Это было предупреждение и совет. Женщина говорила на пяти языках, ритмично чередуя их. Ее произношение было правильным, но предложения она строила грамматически неверно. Она делала это умышленно, чтобы исключить подозрение в том, что это обычная радиопередача. Вот несколько выдержек, переведенных с языка оригинала.