Радость и грусть
Шрифт:
Элен заколебалась, глядя на сына. Ведь ему всего десять лет, можно ли оставить его одного в вестибюле отеля? Впрочем, тут безопасно, пусть подождет несколько минут. А она тем временем проверит, все ли в порядке в зале.
Патриция дождалась, пока Брайан и Элен скроются из виду, встала и неторопливо подошла к Джонни. Он не отрывал взгляда от входной двери. Она легонько коснулась его руки. Мальчик подпрыгнул от неожиданности, обернулся и увидел девушку. Лицо осветилось радостной улыбкой.
— Вы пришли! Как здорово! А
— Вот видишь, я здесь, — успокоила его Патриция.
Он был таким добрым, таким открытым, таким маленьким и уязвимым… Нанесенная сейчас рана навсегда оставит след в его душе. Если так случится, это будет на ее совести. Но разве она хочет…
— Идемте, — Джонни потянул ее за руку, — вот сюда.
Нет, она не отвечает за чувства мальчика, сурово напомнила себе Патриция. Здесь у нее свои задачи, свой долг, и она обещала его выполнить.
Джонни распахнул двустворчатые двери и отступил в сторону, пропуская свою даму вперед, в большой, заполненный людьми зал.
— Сколько народу, — протянула Патриция, — и все эти люди принадлежат к одной… к твоей семье?
— Из этих почти все. — Джонни слегка нахмурился. — Но все же кое-кого из родственников не хватает. Например, нет бабушки Вивьен.
— Бабушки Вивьен… — повторила как эхо Патриция, рассматривая элегантный зал, увешанный гирляндами и цветами. Она любила и неплохо умела украшать помещения к праздникам и поняла, как много было здесь затрачено сил, чтобы создать атмосферу торжественности и приподнятости. — Должно быть, ей не нравятся вечеринки.
— Нет, она собиралась прийти, — сообщил Джонни, — но осталась с маленькой дочкой Сильвии и Николаса. Вон они. — И мальчик показал на пару, говорившую с его родителями.
Женщине примерно столько же лет, сколько и мне, подумала Патриция. Двадцать пять или немного больше, а мужчина постарше. Одета модно, волосы красиво подстрижены и уложены. Патриция внимательно ее разглядела и снова повернулась к Джонни, потому что тот сказал:
— Хотелось бы мне, чтобы бабушка Вивьен была здесь и вы бы познакомились.
И снова Патриция поняла, что куда легче изучать окружающих, чем смотреть в глаза мальчику.
— Мне бы тоже хотелось ее увидеть, — согласилась она. — Может быть, это еще случится, прежде чем я уеду.
Вдруг взгляд ее остановился на стоявшем у противоположной стены молодом мужчине. О Господи, как красив! Нет-нет, не просто красив — прекрасен! Он буквально излучал неотразимое мужское обаяние. От макушки, от блестящих темных волос, до носков вечерних туфель он воплощал собой все, что было мужественным и красивым. Из этого представителя рода Стюартов получилась бы великолепная кинозвезда, подумала девушка. Все, даже мужчины, не говоря уже о женщинах, сходили по нему бы с ума, как в доброе старое время.
— А кто это там, у стены?
— Родни, — отрывисто бросил Джонни и неохотно добавил: — Мой
Родной брат?! Патриция была поражена. Но еще больше поразило ее лицо мальчика. Такое доброе и открытое, оно вдруг стало жестким и замкнутым, глаза сузились.
Патриция спросила:
— А почему ты не рассказал о нем, когда перечислял подходящих мне по росту членов твоей семьи?
— Он не… — Джонни запнулся, — он не подходит. Родни женат, — тихо закончил он.
— А, ясно. Ну, так бы и сказал. Что же здесь такого. — Патриция обшаривала глазами зал, пытаясь определить, кто из женщин может быть женой такого красавца. Сногсшибательный, почти неестественно, театрально красивый, излучающий обаяние, которому вряд ли какая-нибудь женщина сможет воспротивиться…
— Вон его жена Моника, — показал Джонни, явно догадавшись, чем занята его спутница, и поспешно добавил: — Она очень милая, мне она нравится.
— Конечно, — согласилась Патриция, разглядывая некрасивое лицо Моники, ее полноватую фигуру. Или Родни по уши в нее влюблен, или должна быть иная, весьма серьезная, причина, почему он на ней женился. И скорее всего верно второе предположение…
В памяти вдруг опять всплыл один из разговоров с сестрой.
— Почему бы нам не нанять кого-нибудь, кто навел бы справки, прежде чем мы сами займемся этим делом? — предложила Патриция, когда они впервые обсуждали вопрос о ее поездке. Становилось крайне неуютно при одной только мысли, что придется лезть в личную жизнь других людей.
Но Барбара тогда решительно покачала головой.
— Мы не можем рисковать и доверяться какому-то чужому дяде. Ведь мы уже говорили об этом, — напомнила она сестре. — Надо все сделать самим. Другого выхода нет.
— Хочешь сказать, что это мне надо все сделать самой, — с чувством возразила Патриция. — Ты-то не можешь лететь в Австралию. Ведь ты не бросишь наполовину написанную диссертацию, правда?
— Не брошу, — кивнула Барбара и поддразнила сестру: — Надо было тебе соглашаться и отправляться путешествовать на пару лет, как предлагал отец. Отказалась — теперь расплачивайся!.. Нет, моя дорогая, — перешла на серьезный тон Барбара, — нужно довести задуманное до конца. Помнишь, сколько раз за прошедшие годы мы клялись, что сделаем это?
— Конечно, помню, — согласилась Патриция. Разве она могла забыть их детские клятвы. — Просто мне тошно при мысли, что мы собираемся действовать исподтишка… шпионить.
— Мы — исподтишка?! — завопила тогда Барбара.
И вот теперь Патриция молча смотрела на Джонни сверху вниз, испытывая ужасные угрызения совести.
— А где же твои сестры? — спросила она наконец, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и в меру заинтересованно.
— Вон там. — Он указал на очень похожих друг на друга девушек, оживленно болтавших с друзьями в стоявшей несколько особняком группе молодежи.