Радость и страх
Шрифт:
Целых полгода Табита была твердо намерена стать миссионершей в Китае, желательно среди самых темных язычников. Но этот план рассыпался прахом, когда в Кедры приехал погостить один миссионер, который, хоть и был героем, был еще и очень нетерпим к современным женщинам. При виде женщины на велосипеде он испытывал ужас и скорбь, а папироски, которые курила Эдит, едва не вынудили его искать другого пристанища.
В Табите, при всей строгости ее взглядов на приличествующее женщине поведение, всякий человек, дерзнувший дурно отозваться о женщинах или посягнуть на только что обретенные ими свободы, вызывал мгновенный
Он сухо ответил, что порядочной женщине ездить на велосипеде не пристало по причинам, в которые он предпочитает не вдаваться в присутствии молодой девушки. Табита залилась краской и выпалила: - Это как понимать?.. До чего же у вас, видно, испорченный ум!
– Эдит и Гарри возопили, миссионер вздернул брови и поджал губы, а девушка вскочила с места, крикнула: - Нет, не буду извиняться!
– и выбежала из комнаты. Заодно она тут же отказалась от мысли посвятить себя миссионерской деятельности и вместо этого решила стать пианисткой. Музыкой она и раньше занималась с успехом. Теперь она стала проводить за роялем по шесть часов в день и, к всеобщему удивлению, не отступала от этого правила больше года. Она взрослела, а потому и сама запрещала себе разбрасываться. Воображением ее завладела столь неотразимая для деятельного ума идея наполеоновской натуры, которая намечает себе программу жизни и выполняет ее, проявляя железную волю и неколебимую выдержку. Она трудилась за роялем так рьяно, что Эдит чуть с ума не сошла, а Гарри стал опасаться за здоровье сестры.
Ее же часто охватывала тревога, странное отношение к роялю и даже к своей нежно любимой комнатке. В таком-то состоянии она, высунувшись однажды утром из окна и глядя невидящими глазами на весеннее цветение в саду, громко воскликнула, сама себя напугав: - Не могу я так больше, не могу, хоть бы что-нибудь случилось!
3
В эту самую минуту, как и в предыдущие несколько дней, из-за угла показался молодой человек, нарядно, даже кричаще одетый - серый, перец с солью, костюм со стоячим воротником, синий галстук бабочкой, серый котелок, надвинутый на правую бровь, - и устремил на окно Табиты глаза, такие же синие, как его галстук. Одновременно он стал быстро вертеть в пальцах правой руки до блеска отполированную желтую тросточку, а левой рукой подкрутил кверху кончики своих золотистых усов.
На Табиту, хоть она видела его не впервые, его появление в эту минуту и в особенности его взгляд подействовали как удар. Правда, появился он в свое обычное время, в половине десятого, но на время она раньше не обращала внимания - или ей так казалось.
Она ринулась обратно к роялю и снова набросилась на свои гаммы, играла их с обычным остервенением и бормотала про себя: "Противный человек, если он воображает, что я подошла к окну, чтобы на него полюбоваться, так он очень ошибается. И какая невоспитанность! Понятно, почему его не приняли в клуб".
На самом же деле молодого человека по фамилии Бонсер забаллотировали при выборах в теннисный клуб по нескольким причинам. Он не здешний житель. Он кругом в долгах. И хотя он говорит, что денежные затруднения у него временные, пока не кончилась тяжба, в результате которой он получит большое наследство, ему почему-то - скорее всего, из-за его красивой внешности - не верят.
Табита,
Он снимает шляпу театральным жестом, вызывающим такое презрение у местных молодых людей, и восклицает:
– Мисс Баскет, какое счастье!
– Простите...
– И очень холодный взгляд.
– Благодарю вас за то, что узнали меня.
– Я вас сначала просто не заметила.
– Вам же известно, некоторым людям здесь советуют не иметь со мной дела.
– Нет, я не слышала, я ведь очень занята.
– О, я так и знал, что вас это не смутит. Понимаете, мисс Баскет, вы чуть ли не единственный человек во всем Фруд-Грине, которого не шокирует, что я не хожу каждый день на службу.
– Но это же глупо...
– Да, не правда ли?
– Теперь он идет с ней рядом.
– Но конечно, здесь вся жизнь немного провинциальная - очень ограниченная, очень мещанская, очень, я бы сказал, фрудгринская.
– А я люблю Фруд-Грин. По-моему, это очень хорошее место.
– Для вас - разумеется. Вы здесь у себя дома. Какая это радость, мисс Баскет, встретить женщину, которая знает свет.
– Что вы хотите, этим сказать, мистер Бонсер? Я всю жизнь прожила в Англии, только один раз съездила в Булонь.
– Простите, мисс Баскет, я не хотел показаться дерзким, но эта мысль не дает мне покоя. Я хочу сказать, что вы не спесивая, не чопорная, не мелочная... словом, не фрудгринская.
Они уже прошли половину Хай-стрит, и Табита, немного сбитая с толку, поворачивает к лавке бакалейщика.
– Мне сюда.
– О, но мисс Баскет, нам необходимо повидаться. Скажите, вы когда-нибудь ходите погулять на поляну... ну, знаете, возле рощицы?
– Вы отлично знаете, что это не для меня.
– Боже мой, зачем же так превратно толковать мои слова?
А вот этого говорить не стоило. Табита вспыхивает.
– Не поэтому, а потому, что мне некогда.
– И входит в лавку.
Она очень сердита на Бонсера. "Женщина, которая знает свет, чушь какая, - думает она.
– И какой ужасный галстук".
4
И она могла бы возненавидеть Бонсера, если-бы однажды за утренним завтраком Эдит ей не сказала:
– Почему-то этому молодому человеку Бонсеру очень нравится глазеть на твое окно, притом как раз тогда, когда ты перестаешь играть.
Табита чувствует, что ее брат, не отрываясь от еды, перенес свое внимание с яичницы с ветчиной на нее. Челюсти его продолжают жевать, но верхняя часть лица выражает тревогу, и это ее раздражает.
– По-твоему, я, значит, его высматриваю?
– спрашивает она запальчиво.
– Нет, милая, конечно, нет. Но ты ведь с ним знакома? Вы то и дело вместе прогуливаетесь по Хай-стрит.
– Ничего подобного... то есть только один раз... и то только потому...
– И после секундного колебания решается: - А почему бы мне и не поговорить со знакомым на Хай-стрит?