Радость и страх
Шрифт:
– Значит, вы мне не верите?
– Верю, верю, успокойтесь.
Но Бонсер уязвлен. Он извлекает из кармана пачку бумаг. Первая - письмо от юриста с заголовком "Дело Бонсера" - начинается так: "Ваш иск касательно выплаты вам ста тысяч фунтов (100000) составлен полностью и в согласии с законом, недостает только одного документа, упомянутого нами в нашем последнем письме. Впрочем, след кормилицы-испанки уже отыскался".
Другая бумажка - вырезка из газеты: "Дело Бонсера. Все шансы на стороне истца". А еще в одной вырезке, якобы из отдела светской хроники, упоминается "мистер
Табиту уже мучит раскаяние.
– Простите меня, Дик.
И он, выждав сколько следует, пока она ругает себя за легкомыслие и подлость, прощает ее. Радость переполняет ее пуще прежнего. Да, она выйдет за него замуж. Пусть гражданский брак, но Гарри, брату, она должна сказать. Ну хорошо, она скажет ему только после официальной регистрации брака, но до того, как уехать. Сбежать тайком - нет. "Это было бы подло".
У себя в комнате, немного поостыв, она недоумевает: "А может, я его не люблю? Может, он мне даже не очень нравится? Красив-то он красив, глаза и волосы даже слишком хороши для мужчины. Но вот характер... а это ведь очень важно!" А ночью в темноте она шепчет: "Но это безумие. Как я могу сбежать с мужчиной?"
И все это время знает: каков бы ни был Бонсер, она с ним сбежит. Не может она отказаться от этого приключения, как мальчишка, уже взобравшись на вышку, не может не прыгнуть в воду. И, ликуя, она повторяет про себя: "Да, это любовь. Я так влюблена в него, что даже страшно".
5
Пять дней спустя она сидит в номере захудалой гостиницы в Блумсбери [район Лондона]. Гарри она оставила записку, но адреса своего не дала, и, хотя на пальце у нее кольцо и в книге приезжих она записана как миссис Ричард Бонсер, она еще не замужем. Оформить брак по дороге в гостиницу не удалось, потому что, как объяснил Бонсер, в бюро регистрации браков что-то напутали. Сейчас он поехал туда все уладить, и Табита ждет его, разрываясь между страхом и восторгом, как человек, впервые прыгающий с парашютом из гондолы воздушного шара. Она думает: "Но как все нехорошо получилось, как жестоко по отношению к бедному Гарри. Что он подумает, когда прочтет мою записку?" И не испытывает ни малейших угрызений совести. Для них нет места - слишком много других чувств теснится у нее в душе.
Вихрем врывается Бонсер. На нем новый серый костюм, шикарнее прежнего, в руке котелок. Этот костюм и глаза Дика, его волосы, кожа, усы, фигура, повадка, жесты так восхищают Табиту, так завораживают ее, что она только их и видит. Бонсер взбешен. Он швыряет свой замечательный котелок на кровать и кричит: - Эти болваны, будь они прокляты, сказали, что нам придется подождать.
– Милый, ты бы поберег свою шляпу.
– Аккуратная школьница берет шляпу в руки движением, похожим на ласку.
– Черт знает что, а все потому, что какой-то олух неправильно написал мое имя. Хорошо еще, что мы здесь записались как мистер и миссис... можно ничего не менять.
До сознания Табиты что-то наконец дошло.
– Значит, мы сегодня не можем пожениться?
– Нет, только завтра утром.
– Но это же очень неудобно... мне придется
– А что я тебе толкую. Хорошо, что ты записалась как миссис. Никуда переезжать не нужно.
– Но Дик, как я могу остаться, если мы не женаты? Здесь даже второй кровати нет.
– Брось, Тибби, ты же все равно что замужем. Волноваться из-за такой мелочи, точно какая-нибудь фрудгринская дурочка...
Но Табита воспитана в строгих правилах. Уступает она только после обеда с шампанским, после того, как Бонсер объяснил ей, что другого номера в гостинице не получить и нигде не получить в такое позднее время, да и то уступает так холодно, так неохотно, что ему это даже обидно.
– Право же, Тибби, я ожидал от тебя большего. Может быть, ты передумала? Может быть, лучше не надо?
– Да нет, Дик, теперь уж ничего не поделаешь.
– Вот и я говорю, так что гляди веселей, все будет хорошо.
– И всем своим видом показывает, что женские прихоти нужно сносить терпеливо. А утром, приветствуя ее щипком, от которого она вскрикнула, он говорит: Нежная женушка, ну что, теперь ей не так грустно?
Но Табита по-прежнему неблагодарна. Она не отвечает на эту ласку и сейчас же после завтрака спрашивает: - Когда мы поедем в бюро регистрации?
– Да нынче же утром, когда хочешь. И кстати, дай-ка мне немножко денег. Я забыл чековую книжку. Фунтов десять, пока хватит, там надо кое-кому заплатить.
– Но у меня нет денег, Дик. Всего несколько шиллингов.
– Ничего, займешь. Я тут знаю одного человека, он тебе даст сколько угодно под то, что тебе причитается.
– А что мне причитается?
– Да та тысяча годовых, которые ты получишь, когда достигнешь совершеннолетия.
– Но никаких годовых у меня не будет. Папа завещал мне пятисот фунтов, когда мне исполнится двадцать один год, а больше ничего.
– Проклятье, ты же мне сказала...
– Ни о каком доходе я не говорила. Ты спросил о наследстве, вот я и сказала, что папа мне кое-что оставил.
Бонсер рвет и мечет.
– Мог бы, кажется, догадаться. Надо же быть таким дураком, чему-то поверить в Фруд-Грине! Да, славно меня облапошили.
– Так вот почему ты хотел со мной бежать. Ты вообще-то любишь меня, Дик?
– Хорошенькое дело! Это после того, как ты так упорно за мной охотилась. Кто это с кем хотел бежать, скажи на милость?
– Это ложь, гадкая ложь. Джентльмен себе такого бы не позволил.
– Давай, давай, оскорбляй меня, только прошу помнить - не ты, а я все мое будущее поставил на карту.
– И он уходит.
Табиту удивили эти слова, а еще больше - внезапный уход Бонсера. Она чувствует, что за их ссорой кроется нечто большее. Проходит час, Бонсера все нет, и ей начинает казаться, будто она в чем-то виновата. Может быть, она показала себя холодной, недоброй? Еще через час она чуть не плачет. Через пять часов, не поев, даже не попив чаю, она думает: "Сама виновата. Так мне и надо. Да, я покончу с собой".
В семь часов вечера, как раз когда она прикидывает, наверняка ли разобьется насмерть, если бросится с четвертого этажа на каменный тротуар, Бонсер появляется.