Радость и страх
Шрифт:
Они благодарят ее еще и еще раз и уезжают. И при виде Нэнси, которая машет ей из окна машины, растянув алые губы в улыбке, Табита окончательно убеждается: "Ну конечно, она у него была - чего же от такой и ждать. А ей еще и восемнадцати нет - ребенок!"
107
Мысль о Нэнси стала каким-то наваждением. Эти тайные звуки в ночи, эта отвага - взяла и пошла к любовнику, - все это живет у Табита в мозгу, не забывается ни на минуту. "Но что я могу? Она только посмеется над моими словами".
Однако ей так неспокойно, так стыдно бездействовать, что через
Нэнси дома нет, а Кит Родуэл, только что собравшая свою младшую дочь на прогулку, встречает ее неласково.
– Я Нэн три дня не видела. Мы думали, она у вас.
– От нас она уехала в воскресенье вечером. С ней был молодой человек, некий Луис, и мне стало тревожно.
– Не спрашивайте меня про ее молодых людей, у нее их десятки, один никчемнее другого.
– Но, Кит, она ведь еще ребенок. Это не опасно?
– Право же, я не отвечаю за Нэн. Ей на все наплевать - на дом, на меня, на Тома.
– Голос у Кит сердитый, усталый. Она похудела, в волосах седина. Выглядит она много старше своих лет, держится не так уверенно и невозмутимо. Не смотрит собеседнику в лицо - взгляд ее все время устремлен мимо или выше, точно она вглядывается куда-то вдаль.
Резко отвернувшись от Табиты, она открывает дверь в соседнюю комнату, кабинет Родуэла, и кричит: - Не забудь, ты хотел дать мне просмотреть твою речь.
– Сейчас некогда.
– Он выходит вместе со своей секретаршей, молодой женщиной с большими синими глазами и облачком светлых волос, на ходу договариваясь с ней о программе дня. Оба бросают безучастный взгляд на Кит, когда она заговаривает о политическом положении.
– Как можно надеяться, что Германия будет разоружаться, когда это злосчастное правительство продолжает строить самолеты?
– И сразу видно: этот довод представляется ей столь ясным и неопровержимым, что, раз правительство его игнорирует, значит, им движут какие-то тайные преступные мотивы. Безобразие. Наверно, за этим стоят фабриканты оружия.
Молоденькая секретарша сочувственно смотрит на Родуэла своими синими глазами. А у Родуэла на лице и правда написана скука. За пять лет в парламенте он располнел и набрался важности. Его благодушие - это теперь поза государственного деятеля: обогатившись опытом и секретной информацией, он снисходительно выслушивает пустую болтовню непосвященных.
Совсем недавно он обратился к своим избирателям с речью, в которой категорически утверждал, что войны не будет, если только не спровоцировать чем-нибудь Гитлера. "Немцы боятся войны, они чувствуют, что окружены врагами, и наше дело - усыплять их подозрения. Вот почему ставка на вооружение так неправильна и опасна". Но этот же довод в устах жены раздражает его.
– Да, да.
– Политическими рассуждениями Кит он сыт по горло.
С Табитой он держится очень дружелюбно и весело.
– Нэн? За Нэн не беспокойтесь. Нынешние молодые женщины умеют за себя постоять.
– Он говорит, точно выступает на предвыборном собрании; и в сопровождении сочувствующей и преданной секретарши выходит
Табита снова обращается к Кит: - Но послушай, кому-то надо бы все-таки поговорить с Нэнси. Очень уж она молода.
Кит отвечает совсем уже несдержанно: - Говорить с Нэн бесполезно. У нее всегда были на уме одни удовольствия, и за это я, право же, не в ответе.
– Ты уж не меня ли винишь?
– Я, во всяком случае, не виновата.
И не в силах продолжать этот бессмысленный спор, она подхватывает на руки дочку - крошечную толстушку, до смешного похожую на отца, - и уносит куда-то в глубину квартиры.
Табита уезжает в бешенстве. "И это называется мать! Да меня же еще винит в том, что Нэнси такая сумасбродка. Впрочем, она никогда ни в чем не признавалась".
Измученная, безутешная, она возвращается в "Масоны", где ее ждет телеграмма. "Можешь дать взаймы пять фунтов? Срочно". И адрес маленькой гостиницы в Сассексе.
"Надо полагать, она там с этим человеком", - решает Табита и телеграфирует в ответ: "Прошу поподробнее".
Два дня молчания, потом коротенькое письмо из пансиона в Южном Уэльсе: "Дорогая бабушка! Я в безвыходном положении, не знаю, что делать, если сейчас же не добуду 20 фунтов. Не стала бы у тебя просить, если б знала еще кого-нибудь, у кого есть деньги. Но если лишних денег нет, не посылай ни в коем случае. Верну, как только получу свои карманные. Крепко целую. Нэн".
Табита возмущена. "Ну не типично ли? Что прикажете делать с такой нахалкой? Да еще застраховала себя от чувства вины - нарочно пишет, чтобы ничего ей не посылать, если это меня хоть сколько-нибудь затруднит. И что она делает в Уэльсе?"
Она пишет строгое письмо, требуя объяснений. Что Нэнси там делает? Она с Луисом? На что именно ей нужны деньги?
Три дня спустя приходит телеграмма: "Вышли телеграфом 10 фунтов только взаймы. Ответь немедленно. Пропадаю. Нэн".
Телеграмму принесли, когда Табита была по делам в Эрсли. Она вскрыла ее уже вечером и выяснила, что деньги можно перевести только завтра. Теперь она не находит себе места от страха. Слово "пропадаю" ужаснуло ее. Она уже представляет себе, что Нэнси выгнали на улицу или посадили в тюрьму. Она не может уснуть, и Бонсер злится.
– Да не крутись ты. Что с тобой сегодня творится?
– Ничего.
Но Бонсер, хоть и не считается с ее чувствами, безошибочно их угадывает.
– Опять волнуешься из-за этой потаскушки?
– Очень мне нужно волноваться из-за Нэнси, когда она так себя ведет.
– Так что тебя гложет? Уж эти мне бабушки. Курам на смех.
Табита вздыхает про себя: "Если б она хоть стоила того, чтобы из-за нее волноваться".
Утром она посылает Нэнси десять фунтов. И опять ни слова в ответ, а через месяц, вернувшись из города, она застает Нэнси у себя в гостиной развалилась в самом удобном кресле и курит сигарету.
– Явилась, значит? говорит она холодно.
– Ты хоть получила те десять фунтов?