Рафаэль
Шрифт:
Рафаэль подружился с Федрой Ингирами, оказавшимся скромным добряком несмотря на свою феноменальную начитанность и знания, что особенно привлекало в нём Рафаэля, и вскоре написал его портрет (Флоренция, Питти), пополнивший блистательную галерею римских портретов. Сорокалетний библиотекарь и учёный изображен за рабочим столом с книгами и чернильницей, облачённый в красное одеяние, подпоясанное светлым кушаком, и такую же шапочку на голове. Ингирами о чем-то задумался, держа перо наготове. Взор его раскосых глаз навыкате обращён кверху, словно в ожидании откровения свыше. Рафаэлю удалось запечатлеть на портрете этот удивительный миг творческого озарения во время позирования.
Ингирами немало рассказал молодому другу художнику
В мастерскую к Рафаэлю как-то зашёл оказавшийся временно не у дел Эджидио да Витербо.
— Каждая новая метла метёт по-своему, — объяснил он своё удаление от папского окружения и посоветовал художнику быть осторожнее в беседах с друзьями-гуманистами, ибо двор настроен по-боевому, видя всюду крамолу.
Завершая с помощниками работу в Станце Илиодора, Рафаэль узнал, что с Браманте случился удар на встрече с подрядчиками прямо на стройплощадке. Бросив все дела, он побежал навестить старшего товарища и наставника. В комнате были какие-то люди и знакомый врач Джовио.
— После кровопускания больной пришёл в себя, но говорить пока не может. Лучше его не тревожить, — сказал Джовио.
Но Рафаэль решил хоть краем глаза взглянуть на беднягу. Увидев коллегу, Браманте знаком попросил подать ему картон и карандаш. Слабеющей рукой он написал: «Умоляю вас, не оставьте начатое мной…» и потерял сознание.
Усилия врачей не увенчались успехом, и 12 марта 1514 года Браманте не стало. По распоряжению Льва X он был погребён в гроте собора Святого Петра, являющемся усыпальницей пап и выдающихся лиц. Для Рафаэля смерть Браманте была невосполнимой утратой. Он проработал с ним бок о бок шесть лет, почерпнув много ценного, что позволило ему вплотную приобщиться к архитектуре. Браманте не раз приглашал его на строительную площадку, чтобы показать какое-нибудь новшество. Однажды Рафаэль, набравшись смелости, познакомил его со своим макетом собора, каким он ему представлялся. Словно предчувствуя свой конец, Браманте сказал тогда:
— Если что-нибудь со мной случится, прошу лишь об одном — близко не подпускайте к проекту наглеца Сангалло!
Неприязнь Браманте к архитекторам Сангалло Рафаэль не разделял, но своего мнения не высказывал, чтобы не раздражать мастера. Он привязался душой к старому архитектору и горько скорбел по поводу его кончины.
Осиротевшая стройка не могла оставаться без хозяина — уж очень много лиц было в ней заинтересовано, а на возведение христианской святыни были отпущены огромные средства и каждому не терпелось урвать кусок пожирнее. По указанию папы расходование средств взял под свой контроль верный ему кардинал Биббьена, который по-дружески попросил Рафаэля присматривать исподволь за стройкой.
— Его Святейшество возлагает на вас большие надежды, а пока приглядитесь к Антонио Сангалло, племяннику наших знаменитых братьев архитекторов, которого я направил на стройку вам в помощь.
Памятуя о наказе покойного Браманте, Рафаэль все же не мог выступить против такого решения, сознавая, сколь сильна при дворе флорентийская партия. Её представители заполонили весь двор, заняв
В последнее время он близко сошёлся с престарелым фра Джокондо, приглашённым ещё папой Юлием в помощь Браманте. Ему близки были рассуждения и глубокие знания старого зодчего, когда речь заходила о делах на стройке собора Святого Петра. Однажды фра Джокондо посоветовал Рафаэлю:
— Обратитесь, молодой человек, к старику Витрувию, и тогда многое для вас прояснится.
Вняв его совету, Рафаэль с помощью друга Ингирами обзавёлся трудом Витрувия De Architecturaи, проведя за чтением пару дней, понял, что с его знаниями латыни ему не одолеть сей труд. Вскоре он переехал со всей командой во дворец Каприни рядом с Ватиканом, заплатив владельцам огромную сумму. Дворец построен по проекту Браманте, которым великий зодчий так и не воспользовался (здание было снесено во время строительства на площади Святого Петра колоннады Бернини).
В новом доме появился по рекомендации друзей старый гуманист, филолог и философ Марко Фабио Кальво. Поражённый великолепием жилища художника учёный-стоик, привыкший жить в добровольном затворничестве, попросил выделить ему самое спокойное помещение и засел за работу. Как докладывал из Рима своему патрону феррарский посол, «Рафаэль заботится об учёном Кальво как о своём учителе или отце родном и во всём с ним советуется».
Это были счастливые дни в жизни Рафаэля, когда после трудов праведных в ватиканских станцах он покидал папский двор с царившей в нём суетой и возвращался к себе во дворец Каприни, где мог спокойно обдумать очередной сюжет для картины, а главное, продолжить с учёным мужем беседы об архитектуре, о пропорциях объёмов или происхождении коринфских колонн с капителями в акантовом обрамлении. В неспешных пояснениях Кальво было столько житейской мудрости и спокойствия, что Рафаэль забывал о всех дворцовых неурядицах. Это были незабываемые вечера, полные гармонии и поэзии.
К 15 августа перевод Витрувия с латыни на разговорный язык vulgoбыл завершён, а незадолго до этого в папской булле от 1 августа, составленной другом Бембо, Рафаэль был назван главным архитектором собора Святого Петра. В частности, в том историческом документе сказано: «Известно, что кроме искусства живописи, благодаря которому вы обрели во всём мире славу величайшего художника и были привлечены к архитектуре Браманте, а он перед смертью справедливо указал именно на вас как продолжателя начатого строительства в Риме собора Святого Петра, и вы смогли подтвердить это, представив макет будущего храма. Поскольку у нас нет большего желания, чем по возможности скорее увидеть завершение строительства храма во всём его величии, мы назначаем вас главным архитектором этого начинания с годовым жалованьем в 300 золотых скудо…» [57]
57
Golzio V.Op. cit.
Встречи с математиком Пачоли, флорентийскими архитекторами Кронакой, Баччо д’Аньоло и тесная связь с Браманте, с которым Рафаэль общался в Риме чуть ли не ежедневно, — всё это явилось для него великой школой приобщения к искусству зодчества.
Новое назначение требовало от Рафаэля следить за ходом дел на стройке собора Святого Петра и часто встречаться для решения финансовых вопросов с главным казначеем кардиналом Биббьеной, от которого многое, если не всё, зависело в Риме. Дорвавшись до власти и подчинив своей воле нерешительного папу Льва, тщеславный Биббьена хотел от молодого художника лишь самую малость: женить его на своей племяннице и быть запечатлённым им на портрете для потомства.