Рагу из любимого дядюшки
Шрифт:
— Это верно, — согласился Васильич, — значит, мы сейчас дверь закроем и пойдем. А вы там бумаги подавайте нотариусу как положено.
Соседи испарились. Я походила по комнате, вздыхая. Заниматься уборкой не хотелось.
— Зря ты его отпустил, Витьку-то, — выговаривала тетя Дуня участковому.
— Да не он это, — отмахнулся Васильич, — если бы наши алкаши залезли, то поискали бы деньги или пожрать чего. Водки у Софьи сроду не бывало, денег тоже в доме не хранилось… Вообще ничего ценного не было, сами видите. Да и побаивались ее в поселке-то, бабы сплетни
«Искали что-то, — подумала я, — искали тщательно, иначе не перевернули бы все вверх дном».
Но что могли искать у девяностолетней старухи? Неужели кто-то поверил в бредни про бриллианты? Тогда в больнице я подумала, что старуха перед смертью выжила из ума, но распоряжения, сделанные ею на случай смерти, доказывали обратное. Все ее действия свидетельствовали о твердом рассудке. Вклад в Сбербанке был оформлен так, чтобы мне его выдали немедленно, и денег как раз хватило на похороны, соседям она дала очень точные характеристики и завещание оформила по всем правилам. Было еще письмо, которое я не успела прочитать в больнице, но я решила, что вскрою конверт дома.
— Смертное не тронули! — Тетя Дуня показала мне темно-синее бумазейное платье и платок. — Смертное вот тут, в шкафу, лежало, его не взяли.
— Кому оно нужно-то! — буркнул участковый.
Я походила еще по комнате, потом наклонилась и подняла с пола фотографию. Снимок был старый, выцветший, черно-белый. Молодая женщина в простом темном платье в горошек держала на руках ребенка примерно двух лет. Стриженые волосы, и даже на таком снимке было видно, какие у женщины яркие темные глаза.
— Она это, Софья, — подтвердила тетя Дуня, заглянув через мое плечо, — с сынком маленьким.
«1932 год» — было написано на обороте. И больше ничего.
Участковый попрощался и ушел. Я вышла в сени с открытой банкой шпрот, поставила ее на пол и позвала негромко:
— Кис-кис-кис!
Никто не появился. Мне не хотелось оставлять тетю Дуню в комнатах одну, не то чтобы я ей не доверяла, а просто как-то слишком суетливо она держалась. С другой стороны, если что и было у бабушки Софьи ценного, то все уже унес неизвестный злоумышленник. Я отнюдь не имею в виду мифические бриллианты, просто за много лет у нее могли появиться какие-то памятные вещи, которые были бы мне интересны.
— Кис-кис-кис! — нетерпеливо повторила я.
В сенях по-прежнему стояла полная тишина. Тетя Дуни, причитая и охая, собирала с пола разбросанные вещи. Я раскрыла дверь в комнату пошире, чтобы лучше видеть. Тут в углу ощутилось какое-то движение, и возле банки шпрот материализовался котяра, черный, как ночь, и огромный, как пантера. От неожиданности я отскочила к двери. Кот прижал уши к голове и начал красться к банке, которая издавала упоительный запах. Изредка он поглядывал на меня с большой опаской.
— Не бойся, — сказала я, вздохнув, — уж я-то тебя не трону.
Чтобы не мешать Багратиону есть, я ушла в комнату. Тетя Дуня собрала вещи и выпросила у меня на память последнюю пару неразбитых чашек.
Я
— Руку чем-нибудь обмотай, — посоветовала тетя Дуня, вооружаясь сковородником, — у него когтищи, как у тигра.
Кот почувствовал неладное и попятился к входной двери, хоть она и была закрыта. Я вспомнила, как он появился в углу, и сообразила, что у хитрого котяры есть свой потайной ход на улицу. Тетя Дуня сделала вид, что замахивается сковородником, и кот рванул в угол, но там была я с сумкой, так что пришлось ему шарахнуться снова к входной двери. Если бы она открывалась не внутрь, а наружу, коту удалось бы сбежать, с такой силой он хряснулся о створку. Но в этот раз у него ничего не вышло. Я запустила в него старым валенком, чтобы отогнать от двери, котяра прыгнул прямо на меня, ловко обошел расставленные силки в виде сумки и проскочил мимо. Вспомнив о разбитом кухонном окне, я рванулась за ним, по дороге споткнувшись о тетю Дуню. Мы с грохотом свалились на пол.
— Вот паразит какой! — говорила тетя Дуня, сидя на полу и потирая ушибленную ногу. — Слушай, брось ты его тут! Все равно не поймать!
Я взяла сумку и встала на ноги. Кот отыскался в спальне. Он злобно смотрел на меня со шкафа, щуря зеленые глазищи. Я решила, что настало время мирных переговоров.
— Послушай, Багратион, — тихо сказала я, — должна тебе сообщить, что твоя хозяйка не вернется. Она умерла. И перед смертью велела тебе передать, что ты теперь будешь жить у меня. И взяла с меня слово, что я буду о тебе заботиться. А как же я смогу это сделать, если ты не хочешь отсюда уходить? Кормить тебя тут некому, и ты умрешь с голоду…
Кот глядел с большим недоверием, но держал ушки на макушке.
— Ну что ты будешь есть, скажи, пожалуйста, — продолжала я укоризненно, — помойные отбросы? Это вредно для желудка.
Кот на шкафу пренебрежительно фыркнул.
— Или, может, мышей? Тебе, конечно, виднее, ты кот бывалый, но все же одними мышами сыт не будешь, — неуверенно продолжала я.
Багратион смотрел пристально и вдруг мигнул два раза зелеными глазами, как светофор на перекрестке.
— К тому же тут еще сосед противный, Витька. Он тебе жизни не даст…
Вы можете не поверить, но, как только я упомянула про ненавистного соседа, Багратион распушил усы, весь подобрался на шкафу и негромко, но грозно рыкнул.
— Так что я тебе очень советую поехать со мной, — я решила перейти прямо к делу, — потому что уже стемнело, а ехать нам очень далеко. Сделай милость, не капризничай, а? Полезай в сумку!
Я раскрыла клеенчатую кошелку и поставила ее на видное место, а сама тихонько вышла из комнаты.
— Вот-вот, Софья тоже все время с ним разговаривала, как с человеком, — бубнила тетя Дуня, — обе вы чокнутые, как я погляжу!