«Ракета» выходит на орбиту
Шрифт:
А тут ещё письмо от папы: «Очень рад, что вы здоровы. А из меня тут прямо пар идёт. Сплю по три-четыре часа в день — и то не каждые сутки. Но зато дела двигаются. Такой красавец цех растёт! А люди какие здесь чудесные. Вот бы вам вырасти такими. Что-то ваш отец на сон грядущий размечтался. Того и гляди, стихи писать начнёт. Да вы у меня критики строгие. А мне к тому же и отоспаться надо. Спокойной ночи, мои дорогие. И ты, моя хозяюшка. И ты, мой старший. Ваш папа».
Я перечитываю письмо. И мне становится грустно. Он ничего не знает о моей лакунарной ангине. Мы решили не
Да, грустнее всего утром, когда все ребята на уроках. А потом к нам приходит столько народу, что Слава даже «регулирует движение».
Приходят ребята из «Ракеты», и мы вместе придумываем «радиогвозди». Потом Слава садится за уроки. А я вышиваю или тоже делаю уроки.
На час меня выпускают «погулять» по комнате. Я быстро устаю. Тогда меня закутывает в свой тёплый платок тётя Нина, втискивает в кресло и открывает форточку.
Хорошо, что каждый день у нас бывает Валерик. С ним так легко разговаривать. Но именно из-за Валерика у меня серьёзные неприятности с тётей Ниной. Она ничего не понимает в дружбе. Вот и вчера. На кухне позвонили. Тётя Нина подходит ко мне и говорит:
— Светочка, дай-ка я поправлю подушки. Это, наверное, твой жених.
Я сначала даже не поняла. А когда поняла, что это про Валерика, страшно рассердилась. И сказала, что никого-никого не хочу видеть и что мне не надо никаких женихов. Что я сейчас оденусь, побегу на вокзал, уеду к папе. В общем, я расплакалась, тётя Нина испугалась. В это время в комнату постучали. Оказалось, пришёл не Валерик, а доктор. На этот раз очень строгий. Они вышли в коридор, и я слышала только, что тётя Нина поддакивала: «Хорошо, хорошо, доктор! Да уж не беспокойтесь, доктор. Хорошо, хорошо!»
Потом он вернулся в комнату, а тётя Нина пошла варить кофе. Он сел около кровати. А я лежала к нему спиной. Он посидел немного, крякнул, поднялся и сказал: «Ну, я пойду, хотел немножко побыть у тебя, но ты отвратительно принимаешь гостей. Не притворяйся, знаю, что не спишь».
Тут я не выдержала, фыркнула. Повернулась к нему и схватила за руку.
— Доктор, миленький, ну посидите, пожалуйста, со мной. Мне так скучно, так тоскливо. Посидите, Айболитик.
Я до сих пор не понимаю, как я могла такое сболтнуть. Ведь доктор мог обидеться, прислал бы вместо себя какую-нибудь противную тётку, у которой только и счастья — колоть шприцем.
Но он не обиделся, а удивился и стал пощипывать свою бородку-клинышек.
— Как ты сказала? — переспросил он.
— Айболитик, — тихонько повторила я.
— Пора бы моей пациентке знать настоящее имя лечащего врача, — проворчал он. — Запомни: Терентий Фёдорович.
— Терентий Фёдорович, миленький, — говорила я, всё ещё держа его руку. — Скажите мне правду. Вы же учились, много видели, на войне были. Только не смейтесь надо мной. Обещаете?
— Если не рассмешишь, смеяться не буду.
— Скажите, пожалуйста, могут дружить мальчик и девочка? Вот так просто дружить?
— Дурацкий вопрос, — пробормотал он и закашлялся.
Я так и не поняла, действительно он кашляет или скрывает
— То есть, я хотел сказать, несколько наивный вопрос.
— Ну всё-таки? — не отставала я.
— Слушай, рыженькая! (Он так хорошо сказал, что я нисколько не обиделась). Если хочешь знать моё мнение, — без дружбы не стоило бы жить на свете. Человек без друзей или урод, или несчастный. И чем раньше приходит дружба, тем радостнее.
— И не обязательно, чтобы он был женихом? Я не хочу жениха.
Тут он уже откровенно рассмеялся:
— Ты знаешь, рыженькая, я тоже против женихов. Невест я ещё признаю, но женихов…
— Значит, можно дружить просто так, потому что дружится? — допытывалась я.
— Не знаю, — подумав, сказал он. — «Просто так» — это какая-то ленивая дружба. Если уж ты меня спросила, — он осторожно высвободил руку и погладил меня по голове, — если уж ты меня спросила, то мне всегда казалось, что дружба — это восхождение к неведомым горным вершинам. Друзья идут, связанные одной верёвкой. И если один сорвётся в пропасть, он должен знать, что его друг не перережет верёвки, даже сам рискуя жизнью. Твой друг идёт вперёд и подтянет тебя. Ты идёшь впереди и помогаешь подняться другу.
В это время тётя Нина принесла кофе. Доктор выпил его и стал собираться.
— Ну-с, моя драгоценная пациентка, — сказал он уже обычным тоном, — не киснуть!..
— Но я хочу в школу!..
— А заниматься можно и дома, — сказал он смеясь и ещё раз погладил меня по голове. — Каждый сам себе может устроить школу на дому… И чтобы послезавтра глаза были весёлые. А то рассержусь.
Когда доктор ушёл, я долго думала, как же это сделать школу на дому.
Есть у нас будильник? Есть. Очень похоже на школьный звонок. Понятно? Хватит ему ночевать под подушкой Славки. Пускай звенит, как в школе. На урок! С урока! На большую перемену! На маленькую! И я буду сама заниматься в то же время тем же предметом, что и ребята. Они географию — и я географию, они историю — и я историю.
Я не выдержала и поделилась своей идеей с тётей Ниной. Она ничего не поняла.
— Всё-то ты придумываешь, Светлана. То крем-брюле, то будильник. Ежели человек болеет, то он должен болеть как полагается. Чтобы и лекарство было, и режим, и никакого умственного напряжения. А то ещё наживёшь разжижение мозгов.
Когда тётя Нина начинает говорить про «разжижение мозгов», — это надолго. Я не стала с ней спорить, а только сказала, что ужасно проголодалась. Она обрадовалась и сразу же побежала на кухню. А я потихоньку встала и взяла к себе в кровать будильник.
Валерик пришёл раньше обычного. У них было всего четыре урока. Он-то сразу всё понял.
— Вот это идея! Я даже удивляюсь, как ты сама придумала. Это настоящая мужская идея.
— Почему мужская?
— У женщин всё-таки не бывает такой силы воли насчёт ученья. Вот если бы я заболел, можно было бы попробовать.